Если у животного не существует инстинктивного отношения к данной вещи или к данному воздействующему свойству, то в этом случае и сама вещь как бы не существует для животного. Оно обнаруживает в своей деятельности безразличие к ней, и хотя она и может быть предметом его восприятия, но, однако, никогда при этих условиях не становится им. Поэтому мир, воспринимаемый даже наиболее высокоразвитыми животными, по сравнению с миром, воспринимаемым человеком, должен казаться настоящей пустыней.
«Всякая животная жизнь… ограничена и связана с совершенно определенными качествами. Ее круг существования узок, а над ее интересами господствует естественная нужда в пище, половое влечение и т. д.» (Гегель).
У животных не существует деятельности, которая не отвечала бы той или другой прямой биологической потребности, которая не вызывалась бы воздействием, имеющим для животного инстинктивный смысл предмета, удовлетворяющего данную его потребность, и которая не была бы направлена своим последним звеном непосредственно на этот предмет. У животных, следовательно, инстинктивный предмет их деятельности и инстинктивный же мотив всегда слиты, всегда совпадают между собой и ни при каких обстоятельствах не могут быть разделены. Иначе говоря, в деятельности животных то, на что она направлена (предмет деятельности), и то, что извне побуждает данную деятельность, в чем находит себя биологическая потребность животного (мотив ее), всегда совпадают между собой. Именно этим и объясняется ограниченность воспринимаемого животным мира узкими рамками их инстинктивных отношений. Поэтому в противоположность человеку у животных не существует и подлинного объективно-предметного отражения действительности. Можно сказать, что животные существуют в мире
С другой стороны, если для животного всякое воздействие внешней деятельности всегда выступает неотделимо от его инстинктивной потребности, то понятно, что и само отношение к нему животного, конечно, тоже никогда не выступает для него как таковое, само по себе, в отдельности от своего предмета. Это также составляет противоположность тому, что характеризует сознание человека. Когда человек вступает в то или иное отношение к вещи, то он отличает, осознает в их раздельности, с одной стороны, объективный предмет своего отношения, а с другой – само свое отношение к нему. Такого именно разделения и не существует у животных. «Животное, – говорит Маркс, – не “относится” ни к чему и вообще не “относится”; для животного его отношение не существует как отношение» [223] .
Поэтому если мы говорим, что всякая вещь выступает для животного как инстинктивный предмет, то можно сказать и наоборот: их инстинкты всегда предметны.
В связи с этой чертой мы должны отметить и еще одну существенную черту психики животных, качественно отличающую ее от человеческого сознания. Эта черта состоит в том, что отношения животных к себе подобным принципиально таковы же, как и их отношения к другим внешним объектам, т. е. тоже принадлежат к кругу их инстинктивных биологических отношений. Поэтому в мире животных не существует
Вопреки описанному Крауфордом (1937) [224] трогательному сотрудничеству молодых шимпанзе, которому они были специально обучены, это ясно видно и у наиболее высокоорганизованных животных. Если сразу перед несколькими обезьянами поставить задачу, требующую положить ящик на ящик для того, чтобы влезть на них и этим способом достать высоко подвешенный банан, то каждая из них действует, не считаясь с другими. Поэтому при таком «совместном» действии нередко возникает борьба за ящик, столкновения и драки между животными, так что в результате «предмет спора» уничтожается, а постройка так и остается невозведенной, несмотря на то что каждая обезьяна умеет, хотя и не очень ловко, нагромождать один ящик на другой и взбираться по ним вверх.
Вопреки этим фактам нередко указывают на то, что у некоторых животных наблюдается своеобразное «разделение труда». Такое «разделение труда» известно, например, у пчел, у муравьев и у целого ряда других животных. В действительности, однако, во всех этих случаях вообще не существует какой бы то ни было разделенной деятельности. У названных животных отдельные особи выполняют в сообществе разные функции, но в основе их разделения лежат непосредственно биологические моменты; это доказывается и строго фиксированным характером самих функций (например, «рабочие» пчелы строят соты и проч., матка откладывает в них яички), и строго фиксированным характером их смены (например, последовательная смена функций у «рабочих» пчел). Различие выполняемых животными в сообществе функций определяется, следовательно, биологическими причинами, а не объективными условиями их «производства».