Этот дождь решает всё

– Ты куда-то идешь?

– Домой, от Соломинцева.

– Одна в четыре часа ночи? – совсем опешил Марков.

Ангелина испустила еще один вздох и, кажется, остановилась. Последовало несколько секунд тишины, а потом она опять подала голос.

– Ответь, пожалуйста. Дед звонил?

– Звонил… – начал Ромка, но его хмуро прервали:

– Так я и думала. Что спрашивал? Что ты ему ответил?

Вопросы были по-деловому сухие и требовательные. Энжи не просто хотела что-то узнать, она явно вела его к конкретным выводам.

– Он позвонил поздно вечером в субботу и попросил сообщить все о продвижении работы. Я честно сказал, что ничего не знаю, на выходных с игрой работает Соломинцев. – Рома искренне не понимал, что произошло.

– Отлично. Поздравляю. – Прерывисто выдохнула Энжи, вновь куда-то устремляясь. В трубке отдавался звук ее шагов. – Из-за тебя Соломинцева отстранили. С понедельника будешь батрачить на другого капитана.

– Что?

– Замечательная новость, правда? – ядовито усмехнулась Ангелина. – А главное, винит он в этом меня: я на днях приревновала его и поругалась. Так что все, Ромка, или ты вправляешь ему мозги и спасаешь как-то эту ситуацию, или Соломинцева больше не будет ни с тобой, ни со мной.

Ромка не успел ничего ответить – Энжи отсоединилась.

Заскакивая в дом, я пылала от смешанных чувств: обиды, ярости, недоверия, страха, толики удивления и радости, совсем будоражащих кровь. Они переплетались, сменяли друг друга и окончательно сбивали меня с толку. Кто боится темноты? Энжи! Но это не помешало позвонить Маркову из самого темного переулка, несколько минут торчать в одном месте, а потом внезапно испугаться собственной едва заметной тени.

Двадцать минут пятого. Стоило бы спать и видеть двадцатый сон, как делали сейчас все. Кроме, разве что, Стаса. Он разбит и винит во всех грехах меня.

– Дед! – во все горло заорала я, заскакивая к нему в комнату.

Бабуля подскочила мгновенно, хватая с тумбочки ночник и принимая грозный вид – спросонья особенно грозный, так как на ночь она наносила на лицо тканевую маску, словно заведомо готовилась к войне, а не ко сну. Дед просыпался медленно: распахнул глаза, посмотрел в потолок и только потом сел. Идеальная пара: солдат и зомби. Впрочем, мне сейчас было не до смеха.

– Дед, нужно поговорить, – хмуро продолжала я, ни капли не сбавляя громкость.

Бабуля выдохнула, опуская лампу. Дед повернулся в мою сторону.

– Надеюсь, ты не на новости отца так бурно реагируешь, – пробормотал он и погладил по плечу бабушку: – Владочка, ложись обратно, мы выйдем.

Не тут-то было. Бабуля посмотрела на явно раскрасневшуюся от недовольства меня, на бледного, со следом подушки на щеке деда и покачала головой.

– Это точно нет. Твоя внучка выглядит как Терминатор. Все разрушит и еще вернется. Оставайся на случай апокалипсиса.

Я закатила глаза. Апокалипсис уже случился. По крайней мере, в моей жизни происходит полное крушение старого и возникновение нового. Или возрождение старого и уничтожение нового? Институт есть; Стаса – нет. Но что нужней?

– Дед, верни ему проект, – я не стала мяться и медлить. – Просто верни! Суббота – нерабочий день, ты не имеешь права «вершить судьбы» именно сегодня.

Дед поднял руку, призывая мне остановиться, но замолчать никак не получалось.

– Снова нарушил правила? Да и срать! Вот если бы вообще ничего сдать не мог, это да. А так…

– Ангелок, минутку! – требовательно воскликнул дед, массируя пальцами виски. – Итак, получается, ты узнала, что твоего ненаглядного отстранили от работы. А я тебе еще на ужине сказал: не блещет он умом.

– Но…