Расправившись с ужином, перемещаемся в гостиную. Саша все настаивает на занятии математикой, и я сдаюсь, но не потому что хочу утереть нос Зубастику, а потому что это отличный повод задержать Морева еще ненадолго. Приношу методичку, что он привез, и свои тетради с заданием. Устраиваемся на полу, возле журнального столика. Морев перевоплощается в кандидата наук, очень медленно и подробно принимаясь рассказывать, что же такое компактная запись систем линейных алгебраических или дифференциальных уравнений, то есть матрицы. Квадратные, прямоугольные, диагональные, скалярные, нулевые, единичные. Для меня все это звучит как «
– Вот и все, – серьезно говорит Морев. – Поняла?
– М-м-м… – Прикусываю нижнюю губу и смотрю в окно. Небо за стеклом темнеет, вечер уже на пороге.
– Настя-я-я…
– Хочешь я тебе стих расскажу?
– Нет! – смеется он. – Я хочу, чтобы ты решила хоть один пример.
– Я тоже. Но как же потом жить? Без мечты.
– Ты издеваешься?
Я поворачиваюсь к нему и хлопаю ресницами, и в этот раз смех Саши больше похож на жалобное хныканье.
– Так, ладно. Давай ты просто попробуешь решить вот этот, самый простой. Смотри на алгоритм в методичке и…
– А давай ты приляжешь, – перебиваю я, заметив, как он в очередной раз прижимает левую руку к ребрам.
– Нет, все нормально.
– Ты лежишь, и я решаю, – произношу строго, всем видом показывая, что дебатов не будет, только чистый обмен. – Или все-таки стих?
– Мореева… – Саша поднимает взгляд к потолку и глубоко вдыхает. – Хорошо. Я лежу, ты решаешь.
Он забирается на диван, подложив под голову плед и подушку, и выжидающе смотрит на меня. Опускаю нос в тетрадь и беру ручку. Ну, я же не сказала, что решаю правильно. Верно?
За окном становится совсем черно, тетрадь исписана на треть. Я уже с трудом держу глаза открытыми, но стоически пытаюсь побороть эти дурацкие матрицы. Хватаю листок с решением от Саши, сравниваю со своим и… О чудо! Это случилось! Математический бог, кажется, все же сжалился надо мной! Радостно поднимаю голову и приоткрываю рот, чтобы победно запищать, но не произношу ни звука. Рука Морева лежит у него на лице, грудь тихонько вздымается от ровного дыхания. Сонно моргаю и опускаю голову на сложенные на столе руки. В мыслях проносится только одно – «все-таки он не плохой». Ресницы вздрагивают, веки тяжелеют. Мы почти сутки провели вместе. Сутки, окрашенные в самые разные цвета эмоций и чувств. Урчащее тепло вдруг касается груди, все больше расслабляя уставшее тело. Может, это только начало? Начало падения этой стеклянной стены.
Сознание медленно возвращается к Саше, и он убирает руку с глаз, поморщившись от сковывающей боли в плече. Мышцы все еще ноют, а от легкого движения глаз трещит череп, но это не в первый раз, и далеко не в последний. Он привык. Он сам это выбрал. Саша осторожно поворачивает голову и затихает, словно дуло пистолета смотрит точно в сердце. Настя тихо сопит, скрючившись за столом, ее светлые пушистые ресницы подрагивают, по всей видимости, из-за беспокойного сна, а собранные в неряшливый хвост волосы опутывают шею и плечи золотыми нитями, поблескивающими в свете потолочной лампы. Она спасла его. Не от ушибов, не от ран, а от мыслей и самого себя. И это ужасно, ведь рядом с ней все кажется другим, таким ясным, почти радужным. Рядом с ней Саше хочется забыть обо всем, а у него нет на это права.
Морев отрывает спину от мягкого дивана, стараясь не шуметь, и сползает на пол, усаживаясь рядом со столом. Взгляд все еще прикован к той, которая и понятия не имеет, какую власть получила над ним. И лучше бы ей об этом не знать, иначе… все изменится. Ее решительность, ее стойкость на грани истерики лишь доказывают, что доброта не позволит ей остаться в стороне, и Саша не может этого допустить. Не должен подвергать Настю такой опасности, не должен делить свою ношу с кем-то еще. Даже с ней. Особенно с ней. Его пальцы задевают что-то шершавое, и он ныряет глубже под диван. Достает тетрадь в черной обложке, которую тут же узнает, и раскрывает. Перед глазами рисунок, портрет. Жар опаляет легкие, поднимается по горлу. Это он. Каждая черточка, каждая тень. Ненависть в глазах, злоба в напряженных губах. Таким она его видит? Пугающе холодным, раздражающе недовольным? Саша вспоминает сегодняшний вечер и тихо вздыхает. Нет. Уже нет. Вражда между ними умерла, ее не воскресить, а значит, придется убить еще кое-что.