Это всегда был он

– Я тебя люблю, – в ее голосе больше тревоги, чем нежности, и все же слова искренние. Саша знает это и чувствует себя виноватым даже больше, чем обычно.

Ксюша пытается спасти его, оградить от дурных мыслей и поступков. Она пытается сделать то, на что Саша оказался неспособен, и только ради нее он и держится, не переступает черту. Он ни за что не заставит Ксюшу пережить то, через что проходит сам.

– И я тебя, малышка.

– Очень?

– Больше, чем очень. Родителям привет передавай.

– Ага. Пока.

Саша завершает звонок и опускает голову, глубоко вдыхая. Он должен помнить. Должен нести этот груз, но ни с кем его не делить. Взгляд Саши упирается в тротуар далеко внизу, мысли ударяются в хаос, а живот скручивает от боли. В груди разрастается уже привычная дыра, тошнота поднимается по горлу. Вот теперь все на своих местах. Так, как надо. Почти невесомое прикосновение к плечу рассыпает по коже крупные мурашки. Саша знает, что он здесь один. Знает, что это всего лишь ветер, но все равно тихо шепчет:

– Привет, дружище.

Ответа нет, только дыхание вечернего города. Морев вновь садится спиной к парапету и открывает бутылку коньяка. Пара обжигающих горло глотков быстро расслабляет и согревает тело, размывая границы реальности. Слова жгут язык, просятся наружу. Хочется не просто высказаться, а прокричаться, но это не помогает, Саша уже пробовал. Он обращался к Богу, в которого теперь не верит, вел разговоры с Мишей и с самим собой. Пытался понять, как до этого дошло, отыскать точку, где случился надлом, но ничего из этого не позволило почувствовать себя лучше, поэтому он просто делает еще несколько глотков. Голова тяжелеет, мысли уводят далеко-далеко, туда, где можно помечтать. Спрятавшись от всех, Саша думает о том, что было бы, если ничего бы не случилось. Как тогда выглядела бы его жизнь?

Морев закрывает глаза, картинки такие яркие, что от боли звенят ребра. Миша жив, Дима все еще лучший друг, команда в полном составе продолжает побеждать на соревнованиях. Пятничные вечера дома у Зимина за игровой приставкой, выходные в квартире стариков Жени, тусовки в клубах по субботам, поездки в Ростов, на Дон, совместные планы на ближайшее будущее. Неожиданно в образах появляется та, имя и фамилию которой он отчаянно пытается забыть, и у Саши немеют пальцы. Настя. Настя Мореева. Эта малявка всегда была для него особенной, и он ни разу не задумывался – почему. Просто знал это. Принимал как данность. Не мог пройти мимо, не мог отвести взгляд, если она смеялась. Это были чистые, детские, ничем не омраченные чувства. Саша тогда не думал о серьезном, просто хотел быть с ней рядом, доставать, веселиться, а сейчас он представляет, как повзрослевшая Настя улыбается ему, хватая за руку, и тянет за собой. Ее светлые волосы развеваются, глаза сияют добротой и нежностью, в которой хочется забыться, утонуть и… Он стискивает зубы, крепче обхватывает бутылку и прижимает холодное горлышко к губам. Память продолжает издеваться и заставляет вернуться в их последнюю встречу. Игра, где оба проиграли, несмотря на счет. Поцелуй, который был слишком желанным и слишком лживым, чтобы его принять. Ветер поднимает пыль с крыши и закручивает в небольшую воронку, ненависть Саши к себе делает то же самое с его мечтами. Вращение такое быстрое и злостное, что все они рассыпаются на мелкие крошки и оседают на дно живота, чтобы быть залитыми горьким коньяком.

– Я с тобой, друг, – сквозь смазанный смешок произносит Саша и салютует бутылкой размытому силуэту, призванному из воспоминаний. – Всегда с тобой.

Воображаемый Миша открывает рот, шевелит губами, но он лишен голоса, потому что Саша не знает, что сказал бы настоящий Миша, оказавшись здесь. Зато Саша прекрасно знает, что сказал бы такому, как он, сам. Агония и отвращение к себе бурлят и паруют, внутренние мольбы о прощении, которое уже никто не сможет ему дать, сводятся к протяжному писку в ушах.

«Ты ничего не сделал. Ничего! Просто закрыл глаза. Пустил все на самотек. Ты ничтожество! Бесчувственное, бесхребетное, безразличное! Пустое место. Был им и останешься. Прощения нет. Не для тебя».