Это всегда был он

– Я рядом. Слышишь? Я здесь. Тебе необязательно притворяться. Морев, ты можешь быть каким угодно. Помнишь, что ты сказал мне? Что я должна быть собой, должна быть честной. Вот и ты тоже. Говори. Говори со мной. У тебя не получается бороться с собой, значит, позволь мне. Теперь я буду тебя защищать.

– Не могу. Я не могу. Тебе больно. Снова больно. И опять я виноват. Если бы только…

– Не надо. Перестань. – Перебираю пальцами его волосы, воздух становится еще тяжелее и плотнее, а небо, кажется, вот-вот рухнет нам на головы. – Я не жалею. Ясно? И я не стала бы ничего менять.

– Настя, я себя ненавижу, – глухо произносит он. – Ненавижу все, что есть во мне… все, что я собой представляю.

На мгновение замираю, обескураженная искренностью этих ужасающих слов, но быстро справляюсь со ступором и продолжаю размеренно гладить Сашу по голове, создавая иллюзию безопасности. Сейчас я готова принять все, любую правду, любые излияния. Готова даже лгать и притворяться, сделать и сказать, что угодно, лишь бы ему стало легче. Хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть.

– И не только себя, – продолжает он. – Всех. Каждого. Даже тебя иногда. И Диму, и родителей, и Ксю, и… и Мишу тоже. А потом снова себя. И так по кругу. Каждый раз. Каждый день! Кроме ненависти, кажется, и нет ничего. Вообще. Только она. И она разная, все время меняется. Клонит то в злость, то в боль, то в отрешение. Я схожу с ума. Это правда. Ты не представляешь, какие у меня бывают мысли. И я не могу с ними справиться. Уже даже не понимаю, что из всего этого реально, а что нет. Я как будто помню, что должен чувствовать, что делать, но по-настоящему больше не способен на это. Порой меня вообще ничего не волнует. Я не могу заснуть, а потом не могу проснуться, виню себя, через секунду уже других. Временами злость такая сильная, что хочется сделать страшное, но в следующий миг сил хватает только на то, чтобы просто лечь на пол с желанием больше никогда не подниматься. Я не знаю… не знаю, кто я и где. Не понимаю, что это за место, что за персонажи вокруг. Даже пацанов во все это втянул. Жеку, Дэна, Макса. Хотя они…

– Саш…

– Нет, не надо. Знаю, что ты хочешь сказать. Да, Макс говнистый от природы, но у него всегда были принципы, пусть и шаткие. Я понимал, на что надавить, поэтому и выбрал его. Подначил, настроил. И у меня нет оправданий, так просто было удобно. Мне. Настя, это я манипулятор. Хотел подставить его, думал только о себе и собирался уйти так, чтобы родным было кого ненавидеть, кого винить, кроме меня. Я предал друзей, бросил Диму, которому досталось не меньше, а Ксю… она же до сих пор не может отпустить и забыть то, что случилось, и причина всего одна – я. Сам не могу справиться и всех тяну за собой. Вру родителям, преподам, знакомым… всем подряд, даже себе. Я так запутался, что уже не в состоянии отличить, не могу вспомнить… а где правда-то? Она вообще была? Что я делал? Зачем? А теперь еще и ты пострадала…

– Все обошлось!

– Настя, – горько усмехается он. – Ты, наверное, мое главное наказание. Самое жестокое. И что забавно, твое хорошее отношение ранит больше, чем плохое. Почему ты видишь меня как в кривом зеркале? Почему не хочешь признать, кто я на самом деле? Я был на этой крыше столько раз, что не сосчитать, но ни разу не залез на парапет. Не смог. Но не потому что дорожу своей жизнью или хоть чем-то в ней, а потому что не хочу, чтобы меня ненавидели так же, как я ненавижу Мишу. Не хочу быть, как он, хотя уже такой же. Видишь? Одни противоречия. Теперь ты понимаешь? Я чертов лицемер и эгоист, слабак и трус. Даже мои обещания ничего не стоят. Не за что меня любить. И спасать не за что. Я не могу это остановить. Не могу себя перебороть. Во мне будто что-то сломано, что-то работает не так. Сколько ни пытался бы, сколько ни старался… выхода нет. А может, я и не сделал ничего? Не знаю, не помню. В голове такая каша. Я ведь стольких обидел, стольких подвел. И все, что теперь остается, так это врать и извиняться. Врать и извиняться… Больше я ни на что не способен.

Саша отстраняется. Сидим на коленях друг напротив друга. Есть ли предел у этого ужаса? Я уже сама не знаю, но в одном уверена точно… пока ты жив, шанс выкарабкаться есть. Тянусь ближе, и Морев виновато опускает голову. Кладу руки на его плечи и касаюсь своим лбом его в скромном жесте доверия, поддержки и тихой мольбы.

– Я не справляюсь, – произносит он.

– Тебе нужна помощь.

– Да.

– И я помогу.

– Нет.

– Но…

– Настя, я уезжаю в Крас.

Распахиваю глаза, отшатываясь, а вот Саша все еще держит свои закрытыми и не двигается. Еще одна вспышка молнии озаряет его лицо, а после громовой залп раздается в вышине.

– Ко-когда? – спрашиваю я, заикаясь.

– Завтра. Сдамся родителям. Пусть положат меня в психушку или дома запрут. Не знаю, мне все равно. Я опасен уже не только для себя. Это не может больше продолжаться.

Мои руки соскальзывают с его плеч, замерзшие пальцы тянутся к щекам и мягко касаются кожи.

– Саш… – в моем голосе звенит отчаянная паника.