Это всегда был он

Морев поднимает взгляд, и я пугливо съеживаюсь. Он определенно не рад мне, совсем наоборот. Ветер озлобленно толкает назад, ударяя меня по груди, и почему-то кажется, что это Леванов. Он тоже здесь. Его дух. Его боль и разрушенные мечты. Трусость, слабость, отчаяние. Все впиталось в это кровельное покрытие, в эти кирпичи, трубы и бетон. В этот город. В эти тучи. В Сашу. Миша заполнил собой весь мир Морева, отравил и обезобразил, а теперь защищает его скорбь, потому что на самом деле только это от него и осталось.

– Мореева, какого хрена?! – бросает Саша, ощетинившись.

Открываю рот, но не успеваю ответить.

– Что ты здесь делаешь?! Уходи! Сейчас же!

Мотаю головой, сопротивляясь. Глаза режет, с ресниц срываются слезы, но я все-таки подхожу достаточно близко, чтобы рассмотреть Морева получше. Он явно не в себе. Мышцы его лба и рта дергаются, не успевая за эмоциями, и каждая из них страшнее предыдущей.

– Саш…

– Нет! Не смей! Ты должна уйти! – повторяет он жестче, и его ярости вторит громовой залп, подтверждая и убеждая, но я бесстрашно делаю еще один шаг. – Я не хочу тебя видеть! Ясно?! Уходи! Оставь меня в покое!

Опускаюсь на корточки и обхватываю колени руками, стараясь унять дрожь:

– Не могу.

– Можешь, – рычит он.

– Нет, – мягко отвечаю я.

– Значит, придется!

– Саш…

– Нет! Мы… между нами…

– Не надо, – умоляю я, мотая головой. – Не говори так. Я знаю, что…

– Знаешь?! – взбешенно вопит он. – Да откуда?! Откуда тебе знать?! Решила, что самая умная?! Волшебная?! Думаешь, сможешь помочь мне?! Понять?! Ты не поймешь! Никогда! Просто не сможешь!

Каждое его слово – точно молния, раскалывающая черное небо пополам. Саша опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья, запуганный и истерзанный в бою против самого страшного противника – ненависти к себе.

– И я не могу, – хрипло произносит он. – Слышишь? Не могу больше…

Он зажмуривается и дергает шеей, склоняя голову. Не знаю, кто передо мной, но как будто не Саша. В нем словно сидит кто-то другой. Безумный, злой, жестокий. Этот кто-то гонит меня, чтобы беспрепятственно растерзать все то, что еще осталось от настоящего Морева.

– Саш, давай мы… давай просто уйдем отсюда. Поговорим внизу. Пожалуйста, – упрашиваю я, все еще надеясь, что меня услышит тот, кто безумно дорог.

– Нет, – отрезает он. – Разговоров не будет.

Страх больше не получается сдерживать, и его длинные цепкие пальцы оборачиваются вокруг шеи. Ничего не выходит. Гроза все ближе, а предчувствие острое, как и нож, загнанный в сердце.

– Чего сидишь? – очередной разряд летит в мою сторону. – Мореева, ты мне не нужна. Ясно? Все это… было неважным. Просто прихоть. Считай, вообще ничего не было. Я ошибся. Никаких чувств у меня к тебе нет. Это так, дань прошлой жизни. Глупость, которая ничего не значит и ничего не меняет.

– Ты лжешь. Специально говоришь так, чтобы…

– …ты ушла, – сухо заканчивает он. – Именно. Только это не ложь. Я говорю ровно то, что думаю. Хоть раз ты можешь меня послушать? Хоть раз сделать то, что прошу я, а не то, что хочется тебе?

– И что… что будет потом?

– Тебя это не касается.

– Еще как касается.

– Прыгать не стану. Обещаю. А теперь уходи и никогда больше… никогда…

– Саша, – жалостливо зову я, – не надо. Я же… мы… мы с тобой…

– Замолчи! Прекрати нести эту чушь! Ну что вы все от меня хотите?! Нет меня! Больше нет! Хватит меня лечить, мне это не нужно! Не нужна жалость, сочувствие, сострадание… вообще ничего!

Его мотает из стороны в сторону, словно мое присутствие для него уже пытка, уже наказание.

– Саш, я…

– Ты что, реально тупая? – вновь озлобленно перебивает он. – Не видишь, кто я? Чего ты прицепилась? Чего хочешь, а?! Чтобы я изменился?! Исправился?! Не будет этого! Я не стану тем, кто тебе нужен, так что… вали уже отсюда! К Зимину, к кому угодно! Мне все равно! Я не хочу тебя видеть! Не хочу говорить с тобой! Ничего не хочу!

Мои зубы стучат, взгляд плывет. Его порыв искренен, это не блеф. Поворачиваю голову, ища взглядом Зимина, но крыша пуста, только тьма и пробирающий до костей холод. Медленно поднимаюсь, вечерний Новочеркасск сияет яркими огнями, что выглядывают из влажной пелены. Я люблю этот город, и, казалось, он меня тоже. Я хотела вернуться, потому что верила, что здесь буду по-настоящему счастлива, но он подвел меня, обманул. А может, это я его подвела? Сама себя обманула?

Кошусь на Сашу. Его голова опущена, пальцы сцеплены в замок, выпирающие сбитые костяшки напоминают драконьи хребты. Сердце сжимается с внутренним визгом отчаяния. Я не могу… не могу его бросить. Он просит о невозможном. Больше чем уверена, Морев снова меня защищает, только на этот раз от себя самого. От той боли, которую он явно не собирается прекращать искать и множить. Он обещает, что не прыгнет, но то, во что он превращает свою жизнь, едва ли отличается от смерти.

– Ты еще здесь? – недовольно выплевывает Саша.

– Уже ухожу, – тихо отвечаю я и делаю шаг к самому быстрому выходу с крыши.