Возвращаемся в Новочеркасск после полуночи, и стоит только пересечь черту города, как легкость последних часов выветривается из салона автомобиля без следа. Саша мрачнеет, а когда мы проезжаем мимо двенадцатиэтажной высотки, то и вовсе покрывается ледяной коркой отчуждения. Я знала, что так будет, но все равно принять это непросто. Что теперь между нами? Сможем ли мы справиться, или сегодняшняя поездка была лишь разовой акцией, вырванной из реальности? И снова десятки вопросов, требующие ответов, но я не могу решиться, не могу подобрать слов. А вдруг один из ответов будет слишком категоричным? Вдруг он все перечеркнет?
Саша привозит меня домой, открывает дверь машины, за руку ведет в подъезд и провожает до квартиры. Замираем друг напротив друга, оттенки наших невысказанных просьб сплетаются в противоборстве. Хочу сказать ему: «Не отталкивай меня. Не закрывайся. Не беги». А в ответ получаю: «Отпусти меня. Тебе это не нужно». Прощальный поцелуй кажется горьким и немного соленым, чувство недосказанности связывает нервы в крепкие узлы. Саша ждет, пока я открою дверь и войду в квартиру, и смотрит на меня, оставшись за порогом.
– Может, войдешь? – предлагаю я.
– Не стоит, – сухо отвечает он.
– Опять будешь от меня прятаться?
Саша кривится, будто ему нужно проглотить гигантскую таблетку, и отводит взгляд. И я могла бы насыпать сейчас тысячу угроз, могла бы разрыдаться и заставить его остаться со мной, но все это не имеет смысла без его желания действительно что-то изменить.
– Спокойной ночи, Морев. Спасибо за вечер.
Закрываю дверь и проворачиваю внутреннюю защелку. Не тороплюсь уходить, на случай если он все же передумает, но уже через пару мгновений слышу удаляющиеся шаги, доносящиеся с лестничной клетки.
Саша садится в машину, но не спешит заводить мотор. Мысли беспощадны и жестоки, дыхание сбито, сердечный ритм рваный. Гнев и паника вызывают приступ моральной боли, который быстро перетекает в физическую. В глазах темнеет, внутренний голос истошно вопит:
Тихий сигнал телефона пробивается через толщу чувства вины, и Саша достает из кармана мобильный. Пальцы вздрагивают, на экране сообщение. От нее.
Морев морщится, отпуская контроль. Мышцы лица сводит, сердце ноет.
Он открывает фотопленку и листает кадры, сделанные в кабинке колеса обозрения. Горящие глаза, счастливые улыбки, поцелуи. Неужели это возможно? После всего? Рядом с Настей все как-то иначе. Ему как будто стыдно за то, каким слабым, жалким, бездушным и бесцельным он стал, но вместе с этим, благодаря ей, он возвращается к себе прежнему, ненадолго, короткими забегами, и все же.
Галерея уводит все дальше, и там, за фотографиями учебных материалов прячется другая жизнь, прошлая, полная ошибок, но еще не лишенная надежд. С экрана смотрит Миша, этот кадр был сделан за две недели до его смерти. Он сидит за столиком в летнем дворике кафе и втихую пьет молочный коктейль из стакана Зимина, пока тот залипает в телефон. Взгляд направлен в камеру, на губах угадывается озорная улыбка. Саша сжимает зубы и бьется затылком о подголовник кресла, глядя в потолок. Глаза щиплет, в носу свербит. Если бы он был жив. Если бы Морев сумел его остановить, сумел убедить… Тяжелый молот предположений угрожающе раскачивается над головой Саши, и он не может его замедлить, не может остановить, рано или поздно он все равно упадет. Палец скользит по экрану и замирает над значком видео. Рука дрожит, зубы стучат. Морев пересматривал его множество раз, чтобы отыскать ту самую точку невозврата, но кроме боли так ничего и не нашел. Еще один резкий взмах пальца прокручивает медиагалерею, и Саша запускает другое видео. В глазах Насти чистый восторг, припорошенный страхом, но он не жуткий, скорее милый. Она такая красивая, такая сильная и смелая. Морев смотрит на себя и с трудом узнает. Это кто-то незнакомый, чужой и пустой. Что она в нем нашла? Что увидела, кроме изможденной обреченности?