Это всегда был он

Саша сжимает мою ладонь и опускает к себе на колено, ловко переключает передачу и снова кладет свою руку на мою. Прикусываю нижнюю губу, от дурашливой радости кровь в венах сменяется на колючее игристое вино. Вот ради таких моментов, наверное, люди и совершают все те глупости, о которых потом вспоминают со слезами на глазах, но, думаю, если речь о любви, места для сожалений не должно быть. Как бы там ни было, куда бы ни завело… Пальцы Саши сплетаются с моими, и я закрываю глаза. Отказываться даже от нескольких часов блаженного счастья из-за страха возможной боли – трусливо и глупо. Жизнь состоит из карандашных набросков временных отрезков, и только художнику решать, какими цветами их заполнить и заполнять ли вообще. А мы все своего рода художники, творцы жизни. Нереализованные мечты остаются блеклыми, неудачи становятся темными, а победы… победы всегда яркие. И если сейчас я могла бы взять краски, то определенно выбрала бы пастельно-желтый и облепихово-оранжевый, как свет фонарей, а еще розовый, как цветы миндаля, чтобы написать свои чувства.

Ростов-на-Дону встречает нас приветливыми огнями, и я с улыбкой смотрю в окно. С этим городом у меня тоже связано множество теплых воспоминаний. Мама любила выбираться сюда на выходных, чтобы погулять по «Классике»[5] или пошататься по «Меге»[6], где можно было поесть копеечные пончики и хот-доги, в комплект с которыми шло неограниченное количество кетчупа и горчицы, а еще при покупке стакана ты получал безлимитный доступ к аппаратам с газировкой. Просто мечта всех детей! Мы также частенько приезжали с родителями на набережную Дона, ели мороженое, катались на теплоходе, разглядывая правый и левый берега. Помню, как один раз у меня сорвало с головы шляпу, папа тогда сказал, что донские русалки обрадуются такому подарку, а я разревелась еще громче, потому что не хотела с ними делиться. Тогда было до жути обидно, но сейчас даже забавно.

– Есть хочешь? – спрашивает Саша, притормаживая на светофоре.

Поворачиваюсь к нему. Я не чувствую себя голодной, но бабуля в моей душе неодобрительно качает головой. Мореву точно следует подкрепиться.

– ЦГБ[7], – вкрадчиво произношу я и дьявольски улыбаюсь.

– Мореева… – пораженно отвечает он. – Ты собираешься съесть бутерброд – порви рот?

– Или шаурму.

– А в тебя влезет?

– А ты на что?

– Ладно. Поехали набивать животы.

Морев уверенно лавирует между машинами, петляет по дворам, и мы быстро добираемся до пункта назначения. Стоит только открыть дверь, как в нос бьет аромат жареного на мангале мяса, специй, трав и свежей выпечки. Так и слюной не долго захлебнуться, но благо уже через пятнадцать минут мы с Сашей сидим в машине, держа в руках по огромному свертку лаваша, а еще через десять – Морев уносит в урну пакеты с остатками сливочного соуса и использованные салфетки.

– Ну что? Ты довольна? – спрашивает он, вновь сев за руль.

– Я дышать не могу, – отвечаю, легонько хлопая себя по животу.

– Ты всего четыре укуса сделала!

– Зато каких!

Он тихо посмеивается и поворачивает ключ в замке зажигания:

– Куда теперь?

– М-м-м… на набережную?

– У воды будет слишком холодно.

– Тогда сам решай.

– Типа доверяешь мне?

– Без «типа».

Морев шутливо закатывает глаза и нажимает на педаль газа. За окнами вечерний Ростов, рядом парень, взгляды которого оставляют на мне ощутимые отпечатки, из колонок тихо звучит местная радиостанция. И все так банально, но вместе с этим особенно. Думаю, все дело в нас. Легкая и непринужденная беседа успокаивает нервы, шутим и смеемся, по-доброму подкалывая друг друга. Узкие улочки с опасными подъемами и спусками ведут нас все дальше, и вот уже Большая Садовая, ослепительно яркая и прекрасная в своем старинном очаровании. Мчим дальше к Театральной площади, Саша находит место на парковке, а я зачарованно смотрю по сторонам.

– Сто лет здесь не была.

– А ты неплохо сохранилась, – весело бросает Морев и выходит из машины.

Отстегиваю ремень безопасности и собираюсь распахнуть дверь, но Саша вдруг толкает ее назад, захлопывая. Строю удивленную рожицу, глядя на него через стекло, и он открывает дверь, протягивая руку.

– Типа джентльмен? – Вкладываю свою ладонь в его, касаясь ногой асфальта.

– Без «типа», – самодовольно отвечает Морев и смотрит вниз. – Мореева, блин! Сказал же, завяжи!

Он присаживается на корточки, раздраженно прицокнув, и хватает болтающиеся шнурки на моем ботинке:

– И второй давай.

Обескураженно выношу левую ногу, наблюдая за ловкими длинными пальцами. Саша подтягивает «уши» бантов и поднимает голову:

– Ты чего? Слишком туго?

– Слишком мило, – бездумно отзываюсь я.

Он складывает руки поверх моих колен, оба молчим, глядя друг на друга. Все кажется нереальным, странным, будто выдуманным, но… таким правильным для души и сердца, что не воспротивишься. Легкий болезненный укол чувствуется между ребрами, это реальность напоминает о себе, но мы далеко от Новочеркасска, поэтому стоит насладиться чудом.

– Идем? – спрашиваю я.

– Идем, – со вздохом отзывается Саша и поднимается, вновь протягивая мне ладонь.