это разве не инцест?

– Прошу прощения, – тихо сказал он, – позволите задать вам вопрос?

Я неопределенно пожала плечами. Наверняка это будет что-то пошлое, дурацкое. Он удивил меня:

– Меня интересует, достроена ли Рига?

Любой знал, что правильный ответ – нет. Неважно, кто спрашивает, неважно, какую версию сказки вы слышали в детстве, если водяной, рассерженный тем, что люди живут на его реке, спрашивает, достроена ли Рига, правильный ответ – нет.

Он улыбался, ждал. Это не был худший день, но он не был и хорошим – таких у меня больше не бывало. Нужно было ответить. Я сказала:

– Да.

Думала уточнить, но не понадобилось. Я не успела даже вдохнуть, волосы взметнулись вокруг лица, кожу обожгло холодом, пальто стало невыносимо тяжелым.

С лица водяного медленно стекала кожа. Я взглянула на свои руки, с них – тоже.

разгадывая (17 по вертикали: головоломка, представляющая собой переплетение рядов клеточек, которые заполняются словами по заданным значениям)

(эксперимент про зависимость формы и содержания)

Мы с первого взгляда возненавидели друг друга, осознали – ничего у нас не выйдет, поняли – в лучшем случае разорвем договор со страшным скандалом, но мне ужасно нужны были (22 по вертикали: металлические и бумажные знаки, являющиеся мерой стоимости при купле-продаже), а она настолько изголодалась по вниманию, что не могла вынести мысль о дальнейших поисках. Я получила подробный (14 по вертикали: перечень кого/чего-н.) своих будущих обязанностей, скривила на прощание нос и удалилась до завтра, а она, думаю, осталась дома, любоваться вереницей (16 по вертикали: растение, название которого произошло от греческого слова «журавль») на подоконнике или вспоминать былое, или делать что-то другое, чем обычно занимаются «дамы в преклонном возрасте с богатейшим жизненным опытом, нуждающиеся в помощнице», о чем я пока не была осведомлена.

Мой приятель, (18 по вертикали: разговорное именование того, кто состоит в половой связи с какой-либо женщиной) – как высокомерно заявила «дама», когда я ответила на вопрос, живу ли одна, утешал меня изо всех сил. Неплохой фильм, вкусный ужин, расслабляющий (12 по вертикали: совокупность приемов механического и рефлекторного воздействия на ткани и органы с целью достижения лечебного или иного эффекта), а сам он крутился вокруг и без конца повторял, слушай, ну это же все момент восприятия, если ты будешь с ней мила, то и она будет, если ты захочешь у нее подзадержаться, то и она не сумеет с тобой расстаться. Тем более, восклицал он, какая (1 по вертикали: компенсация, которую работник получает в обмен на свой труд) – и с этим я была согласна. Тем более, весело ухмыляясь, вопрошал он, это же просто старушка, что может пойти не так – и насчет этого я не была особенно уверена.

Назавтра, когда я сразу же больно оцарапала ногу о лестницу ее живописного в инстаграме, но ужасного для жизни двухэтажного дома середины позапрошлого века, я начала подозревать, и дальше, когда началась трудовая деятельность, убеждение только крепло, все – все, что может пойти не так, пошло, идет и будет идти исключительно в неверном направлении.

Она не была милой, от нее неприятно пахло, в квартире пахло еще хуже и было пыльно, и я чихала, и чихала, и чихала. Мои обязанности в основном заключались в том, чтобы слушать, но она не хотела со мной разговаривать, и это раздражало нас обеих. К обеду я задела больную ногу, споткнулась и расколотила ее любимую чашку – «(2 по горизонтали: вещь, которую кто-то по собственному желанию безвозмездно преподносит другому/другим в полное владение с целью доставить удовольствие или пользу) от самой лучшей группы, которой я преподавала», и я не удержалась и указала, что самый лучший – это неправильно, на что она сказала, милочка, я никогда (интонируя никогда так сильно, что я удивилась, как оно не пробило ее пол и потолок соседей), никогда не скажу самый лучший, и я ответила – но сказали же, и эта увлекательная беседа заняла нас до вечера. Когда я собралась уходить, она с издевкой спросила:

– Вас завтра ждать?

Что я могла ответить? Все что угодно. Но я ответила – конечно. И противно улыбнулась.

Прошли две недели мучительного бурчания, ворчливых замечаний, брюзжания по разным поводам, но чаще – вовсе без них, недовольного фырканья, злобного шипения, мы обе были истощены и вымотаны, и я решилась. Послушайте, сказала я, давайте посмотрим правде в глаза: мягко говоря, мы (24 по вертикали: названный брат, но не родственник) друга терпеть не можем. Давайте, согласилась она, и правда, не можем. Первый раз мы сошлись во мнениях, и мне стало немного лучше. Ей, кажется, тоже.