Он попробовал звонить на случайные номера – это тоже срабатывало в фильмах – но не у него. Он пробовал заговаривать с очень подозрительными или наоборот, слишком обычными людьми на улицах, завел привычку дважды за день повторять информацию тишине в телефонной трубке и звонить по номерам, которые приходили в голову. Он даже попытался оставить сообщение – граффити на стене, но к нему подошел строгий патрульный, и Н. растерялся, сначала попытался объяснить, что баллончик с фиолетовой краской оказался у него в руках совершенно случайно, потом попробовал сбежать, и еще раз – уже по дороге к машине, и все это отчего-то так позабавило полицейского, что дело обошлось без штрафа, но и без него впечатлений оказалось достаточно.
Н. вспомнил главный способ из фильмов – не пытаться связаться самому, а ждать, когда свяжутся с тобой. Он слонялся по кинотеатру, пока на него не начали косо смотреть кассиры и охрана, по несколько часов в хорошую погоду сидел на скамейке в центральном парке – однажды к нему подсела старушка, от которой исходил душный запах вишневого сиропа, химический, приторный. Она заговорила, долго рассказывала, что молодежь теперь – ужасная, смотреть противно, пенсия кошмарная, а новая соседка даже хуже. Н. слушал внимательно, запоминал и весь вечер дома пытался разгадать шифр.
Шифра не было.
Был бар – и симпатичная девушка, которая сбежала с несимпатичными ругательствами, когда они вышли из такси, и он радостно объявил, что знал, кто-то из
Н. допил пойло, вежливо попрощался и ушел. А по дороге домой, под неодобрительными взглядами попутчиков вдруг сообразил, что у бабушки-ведьмы наверняка есть нужные контакты, а может, она сама и есть такой контакт, и всего-то нужно написать племяннице и выяснить телефон того мальчика.
Через час, после душа, когда он снова стал похож на себя, а не на Психа, он написал и спросил, ожидая, впрочем, что все окажется не слишком просто.
И был не прав.
3
Чай сладко пах жасмином, и в квартире пахло чем-то свежим, сладковатым. Он наблюдал, как скрученные листы поднимаются и опускаются в чашке, разглядывал трещины на кофейном столике, придумывал математические задачи и решал их, играл сам с собой в слова – делал все, чтобы не смотреть на нее, чтобы не пялиться.
– Вы меня совсем слушаете, а история, между тем, интереснейшая, – сказала она и хитро улыбнулась.
– Геронтофилия, – ответил он и смутился.
Она вздохнула, мелодично попросила внука уйти играть в соседнюю комнату, кокетливо – так, что у Н. дыхание перехватило – заправила прядь волос за ухо и сказала:
– Теперь нужно сосредоточиться и слушать. Вы убили кого-то?
– Нет, я банк ограбил.
– И много унесли?
– Степлер. И два карандаша.
Она рассмеялась – и Н. снова пришлось разглядывать трещины, чаинки, думать о математике и противной учительнице биологии в старших классах. За дурацкую привычку они прозвали ее Хомяком, она вызывала их к доске, но не слушала, пихала в рот что-то: карандаш, ручку, однажды это был даже нож для бумаги, и начинала грызть – хотя, кажется, не слишком разумно было вспомнить о том, как кто-то что-то сует в рот.
– Понимаете, когда вы купили магический предмет, вы заключили договор. Пусть вы о нем и не знали, но вы начали пользоваться ими – начали использовать их себе во благо – значит, услуга оказана и нужно за нее заплатить.
Н. кивнул.
– Вот, к примеру, я могу вас превратить в жабу или кота и будете моим магическим животным следующую тысячу лет.
– Хорошо, – сказал Н.
Она покачала головой. Прядь снова выбилась, и Н. не смог отвести взгляд.
– Невозможно с вами разговаривать, молодой человек. Идите домой и успокаивайтесь, все хорошо будет.
– А договор?
– Договор я беру на себя. Вот, придумала, вы мне подарите что-нибудь любопытное и сделаем вид, что ничего не было.
– А камеры? Я же на них появлюсь?
Она вздохнула и закатила глаза:
– Во-первых, никто их из-за пропавшего степлера просматривать не будет. Во-вторых, и про камеры забудьте, ничего там не появится. В-третьих, до пятницы, как говорится, я совершенно свободна, и, если вы так в себе уверены, можете пригласить меня на свидание. Но это только если очень хочется.
Н. кивнул, окончательно покраснел и выбежал из квартиры.
На улице было солнечно, ярко. Мир был поразительным, счастливым, радостным: на качелях весело хохотали дети, прохожие чему-то улыбались, ветер ласково трепал волосы, из раскрытого окна на последнем этаже дома доносилась задорная мелодия. Он набрал Ю. и спросил:
– Как ты относишься к большой разнице в возрасте между любовниками? Или даже супругами?
– Ей хотя бы шестнадцать есть?