Это было в Краснодоне

Затем к шурфу подвели Баракова, Соколову, Дымченко… Один за другим прозвучали шесть выстрелов.

Хладнокровно сунув пистолет в кобуру, Зонс повернулся к Соликовскому:

— Теперь тащите молокососов…

По команде Соликовского пьяные полицаи поволокли молодогвардейцев к шурфу. Уля Громова, повернувшись к своим товарищам, хотела что–то сказать, но Захаров сдавил ей шею своими цепкими пальцами. Один из жандармов, приставив пистолет к груди Ули, выстрелил в упор.

Володя Осьмухин сам не мог идти. Двое полицаев подхватили его и, раскачав, бросили в шурф.

Когда к шурфу подвели Виктора Третьякевича, он неожиданно рванулся, толкнул плечом стоявшего рядом Зонса. Потеряв равновесие, Зонс чуть было не свалился в шурф. В последний момент он ухватился рукой за торчавшую над колодцем металлическую балку. — Перепуганные жандармы не успели даже выстрелить в Виктора и живым столкнули его в колодец…

В эту ночь были казнены двадцать два подпольщика.

Хмурыми, молчаливыми возвращались в барак полицаи. Поделили между собой одежду, снятую с казнённых. Часть одежды Подтынный передал Лукьянову, отрядив его добывать самогон.

Весь остаток ночи и следующий день прошли в беспробудном пьянстве. Не решаясь показываться в городе, полицаи завалились спать тут же в бараке. Соликовский, Захаров и Подтынный, закрывшись в кабинете, пьянствовали.

На другую ночь в бараке снова появился Зонс. Отряхивая снег с сапог, недовольно буркнул Соликовскому:

— Фу, какая вонь! В вашем хлеву нечем дышать…

Соликовский потянулся к нему с переполненным стаканом. Резким движением Зонс выбил стакан, ухватив за ворот Соликовского, сильно встряхнул его:

— Пьяная свинья! Подлец! Так напиться в самый ответственный момент!

Отшвырнув Соликовского, он приказал Подтынному немедленно поднять по тревоге полицию и вывести на улицу всех арестованных, оставшихся в камерах. Подтынный с трудом растолкал сонных полицаев, выгнал их во двор. Жандармы принялись вытаскивать из камер обессилевших от потери крови молодогвардейцев. Каждому арестованному скручивали руки и ноги, завязывали глаза. Жандармы бросали их в сани навалом, одного на другого, словно это были уже трупы…

Зонс торопился. Когда молчаливый санный поезд приблизился к шахте № 5, он на ходу соскочил с передних саней, взмахнув пистолетом, скомандовал:

— Подводите по одному к шурфу. Быстрее!

Гремели залпы на востоке. От разрывов содрогалась земля, огромные зарницы полыхали в небе, и казалось, что бои идут уже где–то на окраине города. Напуганные этим гулом, подстёгиваемые грозными выкриками Зонса, жандармы и полицаи суетились вокруг саней…

Одним из первых подвели к шурфу крупного, широкоплечего мужчину в изодранной рубахе и синих армейских шароварах. Это был председатель Краснодонского райисполкома, член подпольного райкома партии Степан Григорьевич Яковлев. Избитый до неузнаваемости, весь в крови, он все же крепко держался на ногах, и жандармы, окружившие его со всех сторон, с силой подталкивали его к шурфу.

У самого шурфа Яковлев вдруг остановился, двинув могучими плечами, — оттолкнул от себя жандармов. Обернувшись назад, улыбнулся своим друзьям, негромко проговорил: «Прощайте, товарищи!» — и смело шагнул в зияющую пропасть. Из глубины мрачного колодца донёсся его сильный звонкий голос:

— Умираю за Родину!..

Ошеломлённые, застыли возле шурфа жандармы. Зонс ударил рукояткой пистолета стоявшего рядом солдата.

— Ну, что стоите? Давайте следующего! Живее! Услышав грозный окрик Зонса, Подтынный кинулся помогать жандармам.

Подбежав к саням, он потащил лёгонькое щуплое тело и вдруг замер на месте: мешок, окутывавший голову его жертвы, упал, и Подтынный увидел бледное, освещённое луной лицо Тони Иванихиной. Вместо глаз зияли страшные кровоточащие раны. Тоня была без сознания…

Подскочивший жандарм оттолкнул Подтынного, схватил Тоню в охапку и потащил к шурфу. Подтынный стоял на месте, безучастно наблюдая, как двое жандармов, раскачав, бросили в шурф Тоню, затем её сестру Лилю, затем ещё кого–то, ещё…

Успевший протрезветь Соликовский подошёл к Подтынному.

— Все… С «Молодой гвардией» покончено. Пошли домой.

…Прошло несколько дней. Гул за Донцом не утихал, но и не приближался. Фашисты ценой огромных потерь сдерживали напор советских войск на подступах к Донбассу.

Оккупационные власти Краснодона, приготовившиеся было к бегству, приободрились. Майор Гендеман получил новый приказ генерала Клера:

«Необходимо принять самые строгие меры по очистке тыла германской армии от враждебно настроенных элементов, истребить остатки партизанских отрядов, особенно активизировавшихся в последнее время. Всех лиц, задержанных по подозрению в действиях, направленных против великой германской армии, приказываю немедленно уничтожать».