Эта жизнь неисправима

Поэтому, преодолевая природную тупость и лень, Р. в период летнего отпуска 1980 юбилейного года сделал ряд выписок из писем, дневников и записных книжек Александра Александровича, полагая, что и эта хроника существенна для прояснения предлагаемых обстоятельств. Дурак-то он дурак (время от времени у автора возникает неодолимое желание польстить себе, величаясь "дураком", не станем отказывать ему в тихом удовольствии), но все же допер, что речи и реплики покойного Блока по определению не могут быть менее интересны, чем сценки, почему-то запомнившиеся артисту Р.

18 июля 1919 г. Объяснять Гришину "Розу и Крест".

А. А. Блок, "Записные книжки"

А. И. Гришин - тот самый управляющий театром, который в 20-м году давал Блоку пустые обещания, а в 1921-м сбежал за границу, оставив людей без зарплаты. Этот факт засвидетельствовал в своих воспоминаниях артист Геннадий Мичурин.

Разговорцы с откладываниями пожирают на театре беспримерное время и тянутся бесстыдно и утомительно...

Вот, к примеру, Гришин, которого, по замечанию Блока, "тянет на второй сорт":

- Простите, не успел, замотался, сами понимаете, какая жизнь, не до жиру, быть бы живу, жалованье обеспечить и так далее!.. Ради Бога, не сердитесь, Александр Александрович, через неделю непременно прочту... Ах, ах, не успел, каюсь!.. Ну еще денечка два, будьте великодушны...

- Прочел, прочел, Александр Александрович, дорогой! Какая поэзия! Как высоко!.. Но вы уж простите меня, дурака, не все понял, ну, просто-таки ничего не понял... Вот если бы нам встретиться... Дней через несколько... И вы бы мне объяснили, Александр Александрович, что там все-таки содержится, и для чего это все, и кто кому, как говорится, дядя...

Объяснять Гришину "Розу и Крест"...

Оставалось следить, как развивались интересующие нас события, которые никак не развивались, потому что данные Гришину объяснения не помогли.

10 апреля 1921 г. Я пробовал навести Лаврентьева и Гришина на "Розу и Крест". Лаврентьев отмычался, Гришин, подумав, сказал: "Может быть, после Кальдерона"...

А. А. Блок, "Записные книжки"

Стало быть, до самого конца его не оставляла надежда.

К сведению студентов, аспирантов, диссертантов, докторантов и книголюбов. Размышляя о судьбе "Розы и Креста" в Больдрамте, не худо понимать, что окончательное решение репертуарных и прочих вопросов было все-таки не по силам ни управляющему Гришину, ни главрежу Лаврентьеву. Окончательное решение принципиальных вопросов не выпускала из своих цепких большевистских ручонок Комиссар отдела театров и зрелищ Союза коммун северных областей (кажется, так называлась ее должность) Мария Федоровна Андреева.

А эта дама еще в 1913 году, возражая против постановки в Свободном театре, писала: "Они хотят ставить пьесу (мистическую пьесу!) Блока - "Роза и Крест" это просто плохая пьеса, написанная плохим языком, искусственная и фальшивая, а я должна буду играть в ней графиню Изору..."

Да не играй ты, Бог с тобой, другим не мешай!..

7 февраля 1920 г. ...> Общее недовольство Андреевой.

28 февраля 1920 г. ...> Вечером - в театре, тяжелое чувство от Андреевой продолжает угнетать, пора объясниться.

18 марта 1920 г. ...> Заседание директории. Тяжело с Андреевой - еще тяжелее, чем с Горьким.

22 апреля 1920 г. ...> Вечером в театре - похмелье Лаврентьева, Крючковская морда, вообще - мрачно, уныло, гнетуще, как большей частью.

4 ноября 1920 г. ...> Вечером - в театр. У Лаврентьева - слухи об отъезде Андреевой и Горького. ...>

19 ноября 1920 г. ...> Вечером - в театральном болоте своем (Освенцимский разъясняет, как загрыз его Лаврентьев, и др.). А Люба - в своем. Неужели я вовсе кончен?..

А. А. Блок, "Записные книжки"

- Зачем вам А.? - спрашивал Товстоногов. - Он будет портить всю атмосферу.

Р. еще не привык к такой степени откровенности и только переспрашивал:

- Вы думаете?

- Уверен.

Очевидно, у него были основания говорить так. Впрочем, и у Р. их хватало на то, чтобы согласиться с советом.

- Может быть, поговорить с Б.? - размышлял он, проводя предварительные "пробы".

- Стоит ли? - без паузы парировал Гога и доверительно добавлял: - с его премьерством!..

И о третьем без комментариев:

- Хорошо бы обойтись без В.

Все эти мимолетности было интересно разгадывать дома: меня ли он защищал от них, или их от меня?

Когда Р. принес первый вариант распределения, он заговорил конкретней:

- Нет ли чего-нибудь покрупнее для Г.?

- Я хочу, чтобы наши "менестрели" смахивали на нынешних певцов, - объяснил я, - один - типа Хиля, другой - вроде Бюль-Бюль оглы. Г. сошел бы за Хиля.

- Это хорошо, - соглашался он, - Д. вы не боитесь?

- Георгий Александрович, бояться уже поздно. И потом Д. давно ничего не играл...

Чувствуя, что он постепенно втягивается, я принялся использовать "домашние заготовки".

- Композитор Розенцвейг? - переспрашивал он о нашем завмузе, - нет, не композитор, а "музыкальное оформление". Композитору нужно платить.

- Георгий Александрович, - вкрадчиво говорил Р., оставляя реплику без ответа, - вот если бы вы сами поговорили с Кочергиным... Все-таки он - главный художник, а у нас все-таки юбилей...