Если бы мы были злодеями

Царица Маб». – Александр.

Я отступил в сторону, наблюдая за персонажами. Меркуцио Александра был острым и злым как бритва, едва ли нормальным. Клыки парня сверкали на свету, когда он улыбался – маска озорно блестела. Он постоянно пританцовывал, заигрывая с кем-то из публики. Его голос и движения становились все более чувственными и дикими, пока он не потерял контроль окончательно и не схватил меня за волосы, откинув мою голову к своему плечу и прорычав мне в ухо:

– «Если же заснут

В постели навзничь девушки – то эта

Проказница их тотчас начинает

Душить и жать, желая приучить

К терпенью и сносливости, чтоб сделать

Из них покорных женщин. Точно так же

Царица Маб…»

Я напрягся, пытаясь вырваться, но Александр вцепился в меня намертво, и эта хватка резко контрастировала с кончиком его же пальца, который изящно обводил вышивку на груди моего камзола. Джеймс, наблюдавший за происходящим, замер, но поборол паралич и наклонился к нам обоим, отталкивая Александра.

– «Меркуцио, довольно!»

Он взял лицо Александра в ладони.

– «Ты вздор болтаешь».

Рассеянный взгляд Александра впился в Джеймса, и он заговорил медленнее:

– «Правда, заболтался

О грезах я; а ведь они плоды

Расстроенного мозга, зачатые

Из ничего игрой воображенья!

Пустой, ничтожный воздух! Вольный ветер,

Рожденный дальним севером, от чьей

Внезапно отрывается он груди

И мчится к нам на юг, в страну обильных

И свежих рос…»

Когда настала моя очередь, я начал произносить свою реплику осторожно, гадая, действительно ли Александр теперь безопасен. Наш разговор, когда мы шли к Деллехер-холлу, отпечатался в моей памяти, он казался свежей царапиной на коже.

– «Теперь же этот ветер

Нас гонит прочь отсюда. Ужин кончен;

Мы можем опоздать». – Я.

Джеймс поднял лицо к потолку, за которым виднелось небо, а затем, прищурившись, перевел взгляд на один из хрустальных пирамидальных светильников, который, казалось, завис в пустоте. Он словно пытался найти в мягком сиянии люстры тайное, далекое мерцание звезды. Я вспомнил ту ночь на вечеринке, когда мы с ним стояли в саду и смотрели на небо сквозь крошечную зазубренную прореху в кронах деревьев. Наше последнее уединенное невинное мгновение – затишье перед яростью и ревом бури.

Джеймс:

– «А я боюсь,

Что явимся мы рано. Я смущен

Томительным предчувствием чего-то

Решенного на небе. Мне сдается,

Что будет этот вечер для меня

Началом бед и горя; что на нем

Решится окончательно судьбою

Несчастный, преждевременный конец

Моей печальной жизни! Впрочем, пусть

Тот, у кого в руках моя судьбина,

Ведет меня. Вперед, друзья! Смелей!»

Я уже почти забыл, где мы – и даже кто мы такие, но тут снова заиграла музыка, и я вернулся в реальность. Еще один вальс, летящий и пьянящий, наполнил атриум и вдохнул жизнь в притихшую во время последней сцены публику. Бал у Капулетти неожиданно оказался в самом разгаре.

Александр схватил какую-то девушку и насильно потащил ее танцевать. Другие актеры появились из-за импровизированных кулис и сделали то же самое, выбирая партнеров наугад, подталкивая гостей друг к другу. Вскоре зал наполнился удивительно грациозным вихрем движений, и это несмотря на несметное количество собравшихся на маскараде студентов. Я выбрал себе в партнерши ближайшую девушку, безымянную и неотличимую от остальных девиц, если не считать черной ленточки, повязанной на шее. Я поклонился ей, прежде чем мы начали танцевать. Когда мы поворачивались, кружились и менялись местами, я двигался автоматически. Краем глаза я вроде бы заметил Филиппу, ее маска была черной, серебряной и пурпурной. Кто она? Она была в мужском костюме, и я невольно спросил себя: возможно, она – Парис?

Вскоре я упустил ее из виду. Я искал Джеймса и Мередит, но не сумел обнаружить никого из них.

Музыканты играли слишком долго. Когда стихли последние такты вальса, я поспешно поклонился своей партнерше и выскочил из зала. Я направился к задней лестнице, ведущей на балкон. Там царил полумрак. Несколько пар искали уединения и теперь, без масок, слившись губами, жались по стенам.