Я выпрямился и стал ждать. Но он замолчал и вновь сосредоточился на содержимом своей тарелки, ковыряясь в корках от пирога. Я неуклюже налил себе четвертый бокал вина. Неужели они как-то узнали о Ричарде? Я провел два дня, слоняясь вокруг почтового ящика, и выхватил бюллетень Деллехера, как только его принесли, надеясь предотвратить катастрофу.
Спустя пять минут мама вернулась. Я тупо продолжал вслушиваться в перепалку сестер на кухне: девчонки мыли посуду.
Мать села рядом с отцом, но уже на стул Лии, а не на свой, и криво улыбнулась. Папа вытер рот, положил салфетку на колени и посмотрел прямо на меня.
– Оливер, – сказал он. – Мы должны обсудить с тобой нечто важное.
– Ладно, что? – В горле пересохло и першило.
Он повернулся к матери – как делал всегда, когда нужно было сказать что-то серьезное.
– Линда?
Она потянулась через стол и схватила мою руку – я даже не успел отдернуть пальцы от бокала. Мама одарила меня очередной вымученной улыбкой, в ее глазах блестели слезы. Я боролся с желанием высвободиться.
– Мне трудно начать, – сказала она. – И, возможно, это станет сюрпризом для тебя, потому что в последние годы тебя почти не было дома.
Чувство вины, как паук, принялось красться вверх по позвоночнику.
– Твоя сестра… – Она тихонько, прерывисто вздохнула. – У твоей сестры не все хорошо.
– Кэролайн, – подтвердил папа, словно было не совсем очевидно, о ком идет речь.
– Она не вернется в школу в этом семестре, – продолжала мать. – Она старалась продержаться до конца, но врач, кажется, считает, что для ее здоровья будет лучше взять паузу.
Я уставился на родителей.
– Но что… – промямлил я.
– Прошу, дай ей закончить, – перебил отец.
– Да. Извините.
– Видишь ли, дорогой, Кэролайн не вернется в школу, но и дома она тоже не останется, – объяснила мать. – Врачи считают, что ей нужна профессиональная медицинская помощь, а ведь мы с твоим отцом работаем и не можем приглядывать за девочкой двадцать четыре часа в сутки.
Без сомнения, Кэролайн – наименее здравомыслящая из нас троих, но тот факт, что мои родители говорили о ней, как о сумасшедшей, которую нельзя оставить одну, явно выводил мать из себя.
– Что это значит? – спросил я.
– Твоя сестра… она… уедет на некоторое время, чтобы жить с теми, кто действительно способен ей помочь.
– Что-то вроде реабилитации? – предположил я, изо всех сил пытаясь угнаться за мыслью, промелькнувшей в голове.
– Мы называем это иначе, – строго сказал отец, будто я упомянул нечто непристойное.
– Ясно, – осторожно ответил я. – Тогда как мы это называем?
Мать прокашлялась.
– Восстановительный центр.
Я сглотнул, перевел взгляд на отца и спросил:
– И от какой чертовщины она восстанавливается?
Папа издал несколько нетерпеливый возглас и ответил:
– Конечно, ты заметил, что она не ест, как положено.
Я откинулся на спинку стула, вырвавшись из материнской хватки. Разум был пуст и буксовал, пытаясь осмыслить происходящее. Я снова взял бокал, сделал неуверенный глоток и поставил его обратно, затем положил руки на колени, чтобы до них нельзя было добраться.
– Да… и впрямь ужасно. – Я.
– И теперь мы должны обсудить, что это значит для тебя, – отец.
– Для меня? Я не понимаю. – Я.
– Сейчас мы тебе объясним. – Мать.
– Прошу, выслушай ее, ладно? – Отец.
Я стиснул зубы и посмотрел на мать.
– К сожалению, – начала она, – курс в восстановительном центре стоит дорого. Однако мы хотим быть уверены, что наша дочь получит наилучшее лечение изо всех возможных вариантов. Но проблема в том… в общем, Оливер, мы не можем позволить себе оплачивать все одновременно. Твоя учеба… мы ее не потянем.
У меня закружилась голова, но мое тело словно окаменело.
– Что? – выдавил я.
– Оливер, мне очень жаль, – проговорила она.
Слезы текли по ее щекам и падали на скатерть, оставляя на ткани темные пятна, похожие на капельки свечного воска. Отец хмуро уставился на свои крепко скрещенные руки.
– Нас это мучает, но правда в том, что в данный момент мы должны думать о здоровье твоей сестры. У нее серьезные проблемы.
– Как насчет ее обучения? Вы только что сказали, что она бросила школу…
– Домашнего отдыха не вполне достаточно, – ответил он.
Открыв рот, я переводил взгляд с отца на мать. Недоверие ко всему происходящему здесь превратило мою кровь в грязь, которая просачивалась из сердца в мозг и пульсировала в ушах.
– У меня остался один семестр, – сказал я. – Что мне делать?
– Тебе следует поговорить с администрацией, – ответил отец. – Подумай о том, чтобы взять кредит, если хочешь закончить учебу.
– А с чего бы я не хотел?..
Он пожал плечами.
– Не могу представить себе, чтобы диплом имел реальное значение для актера.
– Я… что?
– Кен! – в отчаянии воскликнула мать. – Мы…
– Давайте без обиняков, – заявил я.
Гнев полыхнул где-то внутри меня и пожрал ростки недоверия, которые уже успели пустить корни.
– Вы хотите сказать, что я должен бросить Деллехер, потому что Кэролайн нужен знаменитый врач, который кормил бы ее с серебряной ложечки?
Мой отец хлопнул ладонью по столу.