— Нет, что вы, — нежно сказала Кэйти, гладя отца по голове. — Папочка не робот. Роботам не бывает грустно. Папа — человек. Он очень добрый, хороший человек. Папе тяжело, потому что ему пришлось многое пережить. Но у него есть я, и я помогу папочке.
Я спросил:
— Если вы робот, как он может быть вашим папой?
Кэйти прошептала:
— Мой папа самый лучший. Правда, папа? Вставай, папочка. Пойдем домой. Я приготовлю твой любимый яблочный пирог. Ну же, давай. Держись за руку. Вот так. Кто у нас умница? Мой папа, кто же еще.
Кэйти помогла Джону подняться и, обняв его за плечи, повела домой.
Джон обернулся, смущенно улыбнулся мне и сказал:
— Простите, Сергей… как-то неловко получилось. Стыдно, ей-бо-гу. Вы так охотно верили. Предпочитаете не видеть правды, верно?
Я присмотрелся и увидел неизолированный многожильный проводок, торчавший у Джона из уха.
Я сказал:
— До свидания.
— До свиданьица, — сказала Кейти.
— Прощайте, — пробормотал Джон.
Я следил за тем, как роботы уходят. Как к ним тянутся арахниды. Как Джон и Кэйти ласково гладят их по головам, и довольные арахниды урчат от удовольствия. Может, все это время вонючие твари не нападали? Может, они хотели, чтобы их приласкали?
Джон и Кэйти вошли в дом.
Когда дверь за ними захлопнулась, я топнул ногой и закричал:
— Чертовы роботы! Идите вы к черту со своими тупыми законами и со своей идиотской щемящей грустью! Меня чуть кондрашка не хватил из-за вас! Козлы вы! Чтоб вам пусто было! К ним со всей душой, а они играются… Роботы фиговы! А я для вас готовил, старался! С этих пор никогда не буду стараться! Черта вам в зад!
Я ругался очень долго и громко.
А потом сел в катер и улетел.
На корабле меня никто не встречал. Заурядная миссия, зачем пышные встречи? Подумаешь, отвез колонистам еду.
Я заглянул на мостик. Капитан стоял у штурвала и смотрел на звезды.
Я сказал:
— Эх, намаялся я с этими колонистами…
Может, все-таки похвалит за удачное выполнение миссии?
Капитан выглядел усталым.
Он спросил:
— Что у тебя с голосом?
— А что?
— Хрипишь. Будто с футбольного матча вернулся.
Я откашлялся:
— Так лучше?
Он буркнул:
— Еду доставил?
— В наилучшем виде! — похвастался я.
— Колонистам понравилось?
Я засмеялся:
— Жевали так, что за ушами трещало.
Капитан глянул на меня исподлобья и спросил:
— Откуда у тебя револьвер?
Я тронул кобуру на поясе и сказал:
— Сувенир от колонистов. Кажется, он ненастоящий.
Капитан спросил:
— А с головой у тебя что?
Я притронулся ко лбу:
— Пустяки. Царапина.
Он сказал:
— Я не о том.
Я удивленно приподнял бровь.
Капитан пробормотал, вглядываясь в космические глубины:
— М-да… — Он поправил фуражку и спросил: — Маркин, что ты знаешь о Дагоне?
Я пошевелил извилинами. Имя звучало смутно знакомо.
— Знаю, что это нечто очень важное, — сказал я. — И что это — цель нашего путешествия. Или одна из целей.
Капитан кивнул и хотел что-то сказать, но тут в комнату вбежала инопланетянка Марина. Глаза девочки напоминали плошки, она задыхалась и не могла вымолвить ни слова. Мы переполошились.
— Что? Что такое?
Капитан тряс Марину за плечи:
— Девочка моя! Тебе плохо? Что случилось? Скажи, что произошло?! — Он кричал: — Живот болит? Живот?! Скажи правду!
Марина собралась с духом и выпалила:
— Печка заболела!
Мы онемели от ужаса.
И кинулись на кухню.
Рядом с печкой хлопотали Людочка и Ярцева. Печка жалобно стонала и хлопала дверцей духовки:
— Ох, мочи моей нет! Что же это делается, граждане? Что же творится…
Мы с капитаном спросили хором:
— Печка, что с тобой? Заболела?
— Душа у нее болит, — ответила Ярцева, поглаживая печкин бок.
Печка зажгла сразу все конфорки и простонала:
— Плохо мне! Ой, плохо, граждане! Душу рвет не по-детски, когтями ядовитыми терзает, зубами гнилыми треплет, матом ругаться хочется на жизнь распроклятую!
Капитан облегченно вздохнул, прислонил грузное тело к стене и строго произнес:
— ПОГ-2, немедленно прекрати паясничать.
Ярцева возмутилась, нервными пальцами схватившись за беджик:
— Она по-настоящему!
— А если по-настоящему, — сказал капитан, повышая голос, — пусть завязывает с бабскими истериками. ПОГ-2 демонстрирует поведение, недостойное русской печи, создающей в доме тепло и уют. Настоящая русская печь и в огонь, и в воду, и коня на скаку… а это что? Это не коня, и не воду, и не огонь… Нет, так не годится. Совсем не годится, если желаете знать мое мнение!
Печка не обращала внимания на капитана и продолжала стенать. Капитан поправил фуражку, закатал рукава и сказал:
— По-моему, кого-то пора отшлепать.
Печка тут же возмутилась:
— Как это отшлепать? Не имеете права! Нарушение моих конституционных прав! Я жалобу настрочу куда надо!
Капитана передернуло: