«Если», 2009 № 03

И в какой-то момент оба дьявола слились в одну песчаную колонну, этакую двойную спираль, двуцветную косичку, уходящую далеко в небо, я раньше-то и не видел, чтобы так далеко в небо. В следующий миг они распались, в стороны разбежались, и я увидел перед собой двух совершенно одинаковых дьяволов, даже в цвете различия больше не было.

И они танцевали, представляете? Уж какая тут имитация!

Сначала они словно не помнили обо мне, потом вдруг вспомнили и на всех парах понеслись к танкетке. Два слабых удара молнией, два раза мигнул свет, но это было не приветствие, а прощание — они тут же умчались. Я постоял немного и поехал к кратеру Архимеда.

Я никому об этом не рассказал — засмеют, да и не хотелось рассказывать. Я так до конца и не понял, что это было. Но очень похоже, что родитель-смерч отвлекал меня от гнезда, как это на Земле делают птицы, а потом в качестве награды предложил полюбоваться процессом рождения дьяволенка.

Ну, сказать-то я никому не сказал, но в тот же день под вечер ко мне в комнату завалился такой Никита Петрович. Фамилия у него была незамысловатая, и я ее тут же и забыл, как только услышал, еще тогда, в процессе предварительного знакомства. Да и сам он был человечишко незамысловатый на вид, и возраст у него был незамысловатый, что-нибудь лет под сорок. Он, наверное, самый старый из нас был, если не считать капитана Арнольда Сергеевича Полкового, тому-то сорок пять уже стукнуло, и все сорок пять на нем были нарисованы самым крупным шрифтом, какой только уместится. Работал Никита Петрович по снабжению всем и всех, работал хорошо, но так незаметно, что его вроде никто и не видел. Тебе что-нибудь понадобилось, ты заявку оставил, и у тебя это что-нибудь появилось, а Никита Петрович вроде заходил, а вроде и не заходил вовсе и, скорее всего, вообще непричастен к заявке был, просто оно, это что-нибудь, которое тебе вдруг понадобилось, само собой у тебя в комнате появилось. При том, что личные комнаты — это строго частная территория, и в твое отсутствие никого и никогда к тебе не пускают. Ни при каких.

— Тут такое дело, Серёжа, — начал он, усевшись напротив и для начала помявшись, будто и без того не помят был. — Это я к тебе насчет дьяволов тех песчаных.

И я вот сразу, не поверите, сразу, с ходу и окончательно понял, что передо мной спецагент. Уж не знаю, какого ведомства, но спецагент точно.

Насчет спецагентов. Я так думаю, что во всех неприятностях нашей экспедиции, да и в моих личных неприятностях виноваты, в первую очередь, именно эти самые спецагенты. Не то чтобы они какие-то зловредные были и пакости нам устраивали, а просто сам тот факт, что они были. Засекреченные, под прикрытием, совершенно не расшифрованные — они были. Нам про них никто не говорил, и между собой мы почти никогда о спецагентах не говорили, однако мы все знаем, что в нашей стране не только информационных агентств навалом, но и очень хорошо информированных агентств тоже достаточно. И мы все прекрасно отдавали себе отчет в том, что уж если такое мероприятие — экспедиция на Марс, то они его ни за что не пропустят: пару-тройку своих людей обязательно приставят к команде. Даром, что ли, у нас восемнадцать человек экипаж? Причем тут так. Каждое агентство — штука вполне опасная и способная попортить тебе жизнь так, что и жить не захочешь. Примеров тому нет, разговоров масса. Поэтому каждый из нас вроде и знает, что в экипаже просто обязаны быть спецагенты, а с другой стороны, не знает ничего этого, и все разговоры об этом полной чушью считает, и голову себе этой чушью не заморачивает. Получается такое, тут один писал как-то, двоемыслие — думаешь одно, но на самом деле думаешь и другое, глубоко внутри, вроде как бы даже и не думаешь, и не знаешь, а как доведется столкнуться, так сразу же, с ходу и окончательно ты все вспомнил, и все знаешь, и чувствуешь кожей — вот-вот кранты. А двоемыслие — это что-то вроде шизофрении (пусть простят меня медики, если что, я вообще-то специалист по части воды, а в остальном могу ошибаться), и в перспективе такого человека ждет разлад с самим собой, а если насчет целой команды таких людей, то эту команду тоже ждут проблемы неприятного сорта.

Специально подобранные, социально тренированные, но чужие друг другу люди, впервые увидевшиеся за несколько месяцев до старта. Контакт налаживается легко, легко вживаются в роли и засланные людишки. Мы даже вычислять их не собирались, мы не думали о них и, конечно же, не боялись — мы просто держали это дело в подсознании. Чтоб не думать.

У американцев, полагаю, были те же проблемы, что и у нас.

Я при этих словах Никиты Петровича точно так же будто бы проснулся от незнания. Спецагент! Он даже еще не представился, а я уже знал на все сто процентов.

Он сказал: