«Если», 2004 № 06

Люк подтянулся по веревке, пока не увидел летящий снег. Слегка повернулся и увидел чуть пониже море снега. Еще раз. Снега все больше. Опля, перелет!

Скрупулезно, дюйм за дюймом, он следовал за бурей, в ее буйстве между двумя мирами, Метель окутала его, поползла по веревке…

…черт, а вдруг это обморожение… проклятая дешевка — эта бейсбольная куртка, вместо того, чтобы выпускать их с меховой подкладкой… какого дьявола Люк до сих пор где-то шляется…

Мысли, хоть и почти неразличимые, все же обрушились на мозг.

«Я его нашел!»

Люк с невероятной скоростью съехал по веревке вниз. Приземлился в снегу, скрывавшем предательские камни. Прорвался сквозь сугробы, разрезая снег, цепляясь за веревку, как за спасательный круг, пока не добрался до маленького клена, росшего в мире Лаки, у входа в пещеру. Крепко привязал веревку к дереву. И только потом отправился искать Лаки.

На ходу он пытался вспомнить напутственную лекцию Элуин, которой она разразилась, пока укладывала его рюкзак. Она вдалбливала ему свойства каждого бальзама и настоя. Но это ничуть не замедлило скорости, с которой он возводил брезентовый щит. Все лекарства — потом. Главное сейчас — установить защиту от ветра, за которой могли бы скрыться они оба. Недаром Элуин начала свою речь с того же, чем потом закончила:

— Согрей его и держи в тепле.

Самым трудным было выделить мысли Лаки. Они мешались с его собственными.

Щит был наконец поставлен. Люк пробрался в пещеру и прижался всем телом к Лаки. И последний промелькнувший в мозгу обрывок мысли, прежде чем сначала Лаки, а потом и он сам погрузились в Сон, был:

…давно бы, черт возьми, следовало появиться…

Следующие несколько часов они засыпали и вновь просыпались. Лаки был истощен физически и умственно, после его отчаянного путешествия в Сплетение. Все же появление Люка и дополнительное тепло его тела совершили маленькое чудо. Лаки несколько раз просыпался от боли в оттаявших конечностях. При этом Люк тоже неизменно приподнимал голову. Тщательно накладывал мази и бальзамы, полный решимости не подвергаться упрекам Элуин, если та вздумает проверить результаты его усилий.

— Что бы ты ни делал, никогда не растирай обмороженную плоть.

Он повторял ее мантру, чтобы сосредоточиться на главном и не слышать отзывавшихся эхом мыслей Лаки.

Буря улеглась, но, хотя ветер дул слабее и снег валил уже не так густо, холод по-прежнему был лютый.

Они долго-долго смотрели друг на друга, пытаясь не думать, правда, без особого успеха.

После целого ряда провалившихся экспериментов они наткнулись на весьма эффективный трюк. Если каждый выражал мысли на родном языке другого, отраженные звуки оставались под контролем. Это даже дало им обоим шанс поработать над своим словарем и произношением. Мгновенная обратная реакция в виде мысли, возвращенной носителем родного языка, оказалась великолепным учебным пособием.

Они выползли из своего кокона в сумеречный свет. Веревка по-прежнему была на месте и держалась крепко. Они нашли место для лагеря, лучше защищенное от бурь, и развели костер в глубокой яме. Разделили плитки гранолы и воду. По настоянию Люка снова проверили руки и ноги Лаки, наложили еще немного мази. Всего один слегка обмороженный палец на ноге, но и тот скоро заживет. Элуин была бы довольна.

Но под всей этой бурной деятельностью скрывались невысказанные мысли, незаданные вопросы. О проходе. О том, как долго он останется открытым. О способах классифицировать и отметить каждый из множества альтернативных миров, лежащих перед ними. О родителях. О том, где они могут быть. И самый настоятельный вопрос, требующий ответа: «Почему мы такие?».

Возможно, сначала он пришел в голову Лаки. Во всяком случае, именно он сделал первый шаг. Приблизившись к костру, он выбрал камешек, покрытый многолетним слоем сажи, и плотно прижал к нему большой палец, оставив четкий отпечаток. Люк последовал его примеру, повторив процесс. Рядом с отпечатком Лаки появился еще один. Потом он долго изучали результат в мигающих отблесках огня.

Отпечатки были абсолютно идентичны.

Годы тревог, сомнений, размышлений выкристаллизовались в один очевидный вывод. Лаки, трудолюбивый Лаки, который не мог двух слов связать в присутствии девушек. И Люк, обаятельный малый, живущий настоящим. Общие черты, прорезавшиеся в одном, но так и не расцветшие в другом. Недаром оба ощущали некую незавершенность. Теперь они понимали причину.

По какой-то прихоти вероятностей, возможно, из-за некоей короткой временной петли, один ребенок, появившись на свет, отправился в путь сразу по двум дорогам. Последние двадцать один год они существовали в различных мирах, выглядели как разные люди, и при этом каждый был словно не вполне цельным. Не вполне определившимся. И сквозь все эти годы, через множество различных миров их соединяла таинственная связь эмбрионального начала. Они были сиамскими близнецами, сросшимися не телами, а душами.