– Никто не отрицает моей высокой нравственности, Лу. Однако, понимание её у нас с тобой разное – в моём я остаюсь честен, справедлив и рассудителен. А ещё бережен, учтив и ласков, – он уточнил, – с тобой. Остальные этого не заслуживают.
Я мотнула головой.
– Отпусти меня, – вновь попыталась вырваться из его объятий.
– Не стоит тревожить твою руку настолько часто, – он прижал меня сильнее, – это опасно.
Сейчас мы видели глаза друг друга, потому, наверное, мне стало труднее.
– Я стала твоей женой, – поджала губы я, – ты обещал, что сделаешь мне больно.
Он дёрнулся.
– Не стоит брать в расчет моё поведение до того, как… произошло моё осознание, – кивок, – я не стану «ломать тебя», как ты выразилась ранее.
– Я тебя боюсь, – сквозь зубы сказала ему, спустив сперва одну ногу, а потом и вторую на пол.
Он отпустил меня, сперва хмыкнув, а после нахмурившись.
– Слова были произнесены со злостью, а не страхом, – кивок, будто самому себе, – ко всему прочему, ты успела высказать мне, какой я ужасный, а после даже дать пощечину, – он сузил глаза, – боишься?
Я сжала зубы сильнее.
– Я боюсь не за себя, а за тех людей, которых ты… – голова заболела где-то в висках, однако я на это лишь сильнее нахмурилась – руке всё ещё было больнее, – которых ты убьёшь ещё. Ни за что.
Он немного склонил голову и покачал ею, выпустив с шумом воздух из груди.
– Ты совсем ничего не понимаешь, Лу, – он обратил улыбку ко мне, – люди умирают постоянно. Нет никакой гарантии того, что они остались бы живы без моего вмешательства, – он повёл бровью, – как и не существует даже мнимой ценности их жизней.
Я прикрыла глаза, не зная, что сказать этому чудовищу.
– Всезнающий вас покарает, – только и прошептала.
И положила голову на стену у окна. Я больше не могла её держать. Не могла и думать – в голове было очень неприятно и мутно, как в деревенском озере в начале весны.
– Он уже начал свою кару, – не унимался лорд, – с твоей помощью и твоей же хитростью он сделает из меня безвольную марионетку. Однако… – он свёл брови в одну, – предлагаю перемирие. Я сообщаю тебе обо всех своих низменных планах, а ты в свою очередь не вонзаешь мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью.
Я поджала губы.
– Верить вашим словам я тоже не буду, – на душе стало ещё поганей от всех этих мыслей, – вы уже обманули меня, когда сказали о том, что будете прислушиваться к моему мнению!
Ему мои слова не понравились. Выглядел теперь он злым.
– Допускаю, что косвенно я своё обещание нарушил, – взгляд из-под бровей, – однако это совсем не так. Но разве тебе это важно сейчас? Потому, – сквозь зубы, – пересмотрим условия перемирия на более лояльные: я клянусь застрелиться, если не сообщу тебе о своих низменных планах, а ты… по меньшей мере сообщишь мне заранее о том, что планируешь вонзить «мне нож в сердце ближайшей тёмной ночью», – повторил он.
Я покачала головой.
– Ты лишь хочешь
Он пожал плечами. А после откинулся на спинку дивана и задумчиво меня оглядел.
– Как я вообще допустил такое? Ты выдвигаешь мне условия, оттого что я сделал так, как хотел и планировал, а тебе это не понравилось!
Я открыла было рот, но он не дал мне сказать:
– Возмутительно. С какого момента я позволил тебе запустить в себя столько власти? Ты деспотична и не идёшь на уступки!
Я положила руку на колени, склонившись над ней и вытащив из-под неё вторую.
– Мои уступки будут стоить кому-то жизни, – прошипела для него.
– Весомо, – неуверенно кивнул он, – однако совсем несуразно относительно нашей ситуации. Я готов пойти тебе на уступки, но на такие, где мы соблюдём компромисс – не более. Как я уже говорил тебе: твоё мнение изменится в течении нескольких лет. А значит и мои действия должны быть направлены в сторону твоего быстрейшего осознания.
Я мотнула головой снова. И схватила руку, не в силах терпеть боль.
– К этому я и веду – на данный момент ты готова на вечность в огненной геенне за моё жесточайшее убийство, потому у меня остаётся только два выбора: холодное расчётливое насилие в отношении тебя, за которое я уверяю тебя, ты простишь меня в течение пары десятков лет, или… компромисс. Принятие твоей
Он кивнул. Меня пробрало мурашками.
– Вот теперь страх, вижу, – дёрнул щекой он, – но ты и сама должна понимать, Лу, я не идиот и способен мыслить рационально. И я буду поступать так, чтобы моё собственное сознание не склевало себя само от одного твоего ненавистного взгляда в мою сторону, – он хмыкнул, – твоё поведение после пересадки наводило на меня крайне поганые мысли.
Я промолчала. Но дышать стало немного свободнее.