Он успел шепнуть о содержании грамотки Михаилу Яковлевичу.
– Царство им небесное! А все никто, как Бог!
– Это ты к чему же?
– Да все к тому, что я говорил намедни.
Семен Иоаникиевич ничего не ответил.
III
Он не пришел
Приезжий торговый человек из Москвы, оказалось, спешил и уехал от Строганова чуть свет на другое утро. Он с вечера, или, лучше сказать, с поздней ночи, до которой затянулась беседа, простился с гостеприимными хозяевами.
На другой день Семен Иоаникиевич Строганов проснулся довольно поздно, наскоро умылся, оделся и, помолившись Богу, вышел в свою рабочую горницу. Там уже находилась Антиповна, которую он ранее приказал позвать к себе.
Старуха поклонилась в пояс.
– Звать изволили, батюшка Семен Аникич?
– Да, да… Ну что Аксюша? – спросил старик Строганов.
– Слава те Создателю, кажись, совсем поправилась, подобрела и в лице румянец есть… Не сглазить, сухо дерево, завтра пятница…
Антиповна сплюнула.
– Здорова, значит?
– Только на сердце изредка жалуется.
– На сердце… – протяжно произнес Семен Иоаникиевич. – А Ермак ходит?..
– Ходит, кажинный день ходит, свет наш Ермак Тимофеевич, дай Бог ему здоровья, вызволил нашу касаточку, голубку сизую…
– Ну, полно, поехала… – остановил ее старик Строганов. – Довольно, слушай, что я тебе буду наказывать… Ты, как придет к нам ноне этот свет твой Ермак Тимофеевич, прежде нежели пустить его в светлицу, пошли ко мне… Семен-де Аникич просит тебя к нему понаведаться… Поняла?
– Поняла, как не понять… Пришлю, беспременно пришлю…
– Вот и весь мой сказ тебе…
– Слушаю…
И старушка, отвесив поясной поклон, вышла из горницы. Семен Аникич сел было за счеты, но ему, видимо, в этот день не считалось. Он встал и начал ходить взад и вперед по горнице.
«На сердце жалится… – думал он. – Ну эта болезнь не к смерти, сердце девичье отходчиво… С глаз долой и из сердца вон… Да только как быть-то? Отправил бы ее с Максимом в Москву, может, там ей суженый отыщется, кабы не такие страсти там делались, какие порассказал гость-то наш вчерашний».
Гость действительно не пожалел красок при описании того, что совершалось в то время на Москве и в Александровской слободе – у него и тут были лавки с панским товаром. Волосы становились дыбом у слушавших его Семена Иоаникиевича и его племянников. Мыслимо ли было ехать в Москву в такое время?
«Надо удалить Ермака! – неслось далее в голове Строганова. – Но лишиться человека, которому с его людьми он обязан спокойствием и безопасностью? Не согласиться ли отпустить его с людьми за Каменный пояс? Ведь есть у него царева грамота о том, что вправе воевать государевым именем сибирские земли. Ну да погуторим с ним ладком, авось что и надумаем. Он парень хороший, сам поймет, что не пара Аксюше».
В это самое время, легкий на помине, в горницу вошел Ермак Тимофеевич, истово перекрестившись на образа, и поклонился Семену Иоаникиевичу.
– Звал меня?
– Да, да, Ермак Тимофеевич, садись, дело есть до тебя…
– Дело? – повторил вопросительно Ермак Тимофеевич, садясь на лавку.
– Дело, добрый молодец, дело! Уж ты меня прости, старика, коли речь моя тебе не по нраву придется, – сказал Строганов, усевшись на лавку против него.
Ермак побледнел. Он понял, о чем будет эта речь.
– Если ты, Семен Аникич, насчет Ксении Яковлевны, – начал дрожащим от волнения голосом, – так я и сам хотел повиниться перед тобой, да боязно было…
– Тебе боязно?..
– Да, Семен Аникич, всю жизнь свою боязни не испытывал, а тут испытал, потому дело такое, от сердце идет, жизни готов лишиться, коли отнимут у меня ее…
Ермак остановился перевести дух от волнения.
– Да ты подумай, добрый молодец, что говоришь-то! Какой ты жених ей? Ведь и здесь-то живешь с опаскою… Попадись пермскому воеводе, скрутит тебя да на Москву и отправит, а там, чай, знаешь, расправа короткая…
– Чай, я здесь заслужил царю-батюшке, его людишек оберегаючи…
– Ну это, добрый молодец, еще на воде писано, поставится ли в заслугу… И нам может ох как влететь, коль прознает царь, что мы тебя и на земле поселили…
– Точно уж мои грехи такие неумолимые?..
– У Бога, добрый молодец, нет неумолимых грехов, а на земле-то ведь люди…
– Все бы попытаться надо.
– Попытать, отчего не попытать… – вдруг ухватился за это предложение Ермака Семен Иоаникиевич. – Только надо вслед за челобитьем, что пошлем царю, какую ни на есть ему еще послугу оказать…
– Какую же послугу?
– Да по последней царской грамоте можем мы воевать земли сибирские… Не пойдешь ли ты со своими людьми за Каменный пояс, а мы так в челобитьи и пропишем?.. Коли удача будет, наверное царь смилуется.
– Это ты, Семен Аникич, надумал правильно, а коли неудача будет, сложу там свою буйную голову… Туда мне и дорога…
Ермак Тимофеевич хорошо понимал, что Семен Иоаникиевич Строганов решился согласиться на поход за Каменный пояс, против которого был прежде, лишь как на крайнее средство удалить его, Ермака, от племянницы, которая-де его забудет, но, несмотря на это, Ермак Тимофеевич ухватился за эту мысль, которая все-таки оставляла ему надежду.