Ермак Тимофеевич

– Зачем думать о гибели? Может, все и уладится, – поглядев на Ермака, сказал Строганов. Он и сам не верил в благополучный исход челобитья, да и даже при благополучном исходе ему не улыбалась свадьба племянницы с атаманом разбойников.

Купец Строганов хитрил, не догадываясь, что Ермак Тимофеевич хорошо распознал эту хитрость.

– Только если царь меня помилует, а уж я заслужу это, чур назад, Семен Аникич, не пятиться, а веселым пирком да за свадебку.

– А у вас это с Аксиньей уже сговорено? – вместо ответа спросил Строганов.

– Есть тот грех, – тихо ответил Ермак Тимофеевич, – урывками да поладили… Коли хотел начать речь со мной о ней, сам, значит, смекнул, что полонила меня девушка, а я уж как люблю ее, жизни не хватит рассказать любовь эту.

– Вот оно что!

– Так, значит, так, Семен Аникич, все как укажешь я сделаю, из твоей воли не выйду и ты назад не пяться… Сам обещал намедни наградить меня, чем я захочу, только за то, что я вылечил твою племянницу. Вот и требую награды. Отдай ее мне, коли царь помилует меня.

– Да ведь не ведал я тогда, о чем твоя речь была.

– Это все едино.

– Не то разумел я, думал о казне речь идет, – заметил Семен Иоаникиевич.

– Мало ты знал меня, да я и сказал тебе тогда же, что до казны не жаден, – ответил Ермак Тимофеевич.

– Так-то так, да невдомек мне тогда было… Я до вчерашнего дня ничего не подозревал; вчера только Максим надоумил…

– Что же он говорил?

– Он-то, молод он, зелен, говорил, известно, несуразное, – уклончиво отвечал старик Строганов.

Ермак Тимофеевич не настаивал на подробностях – он понял, что брат любимой им девушки на его стороне, и считал это не только добрым предзнаменованием, но и половиной дела. Он озабоченно вздохнул.

– Так как же, Семен Иоаникиевич? – спросил он после небольшой паузы.

– Ин будь по-твоему… Коли помилует царь – твоя Аксюша…

– Благодетель! – вскочил Ермак Тимофеевич и, схватив руку старика, крепко поцеловал ее.

– Что ты! Ошалел? Поп я, что ли, что ты мою руку лижешь!.. Садись, уговор еще есть.

– Уговор? – упавшим голосом повторил Ермак и покорно сел на свое место.

– Да, уговор.

– Какой же?

– До царского решения уж ты ни в светлицу, ни в хоромы ни ногой. А в поход собирайся, когда захочешь. Понадоблюсь я тебе, то знать дашь, к тебе зайду, в твоей избе потолкуем… Согласен?

– Да как же мне не согласиться-то? Твоя здесь воля, а не моя.

– А коли моя, так я ее и высказал. А в поход когда же?

– Да надо молодцов назад моих подождать, что пошли на Вагулия. С половиной-то за Каменный пояс нечего соваться…

– Так-так, ишь ты напасть какая! А когда они вернуться могут?

– Как это сказать, должны бы вскорости, а Бог их ведает…

– Оказия!.. – задумчиво произнес Семен Иоаникиевич.

– Так мне и вовсе в светлицу не ходить? – спросил Ермак Тимофеевич. Голос его дрогнул.

– Нет, уж не ходи. Антиповна сегодня мне сказала, здорова Аксюша, только на сердце жалуется. Ну да это пустое…

– Слушаю, – глухим голосом произнес Ермак Тимофеевич.

– А я, как только ты пойдешь в поход с молодцами, пошлю царю челобитную, – успокоил его Семен Иоаникиевич.

Ермак встал.

– Прощенья просим, – поклонился он.

Встал и Строганов.

– До свидания… Уж ты прости меня, добрый молодец, что боль тебе причинил сердечными речами моими. Сам, чай, понимаешь, одна у меня она, племянница-то…

– В чем же ты виноват передо мною, Семен Аникич? Дело понятное… Я похуже ожидал за мои речи несуразные, – отвечал Ермак Тимофеевич.

– Умные речи приятно и слушать, – заметил Строганов.

Ермак вторично поклонился ему и вышел.

Отойдя подальше от двора, он оглянулся на хоромы строгановские прощальным взглядом. На глазах его блестели слезы. На окна светлицы Ксении Яковлевны он взглянуть не решился.

А между тем молодая Строганова вместе с Домашей неотводно смотрели в окно. Они видели, как Ермак Тимофеевич вышел из избы и направился в усадьбу.

Ксения Яковлевна стала с нетерпением ждать его появления в светлице. Но время шло, а Ермак Тимофеевич не появлялся.

– Куда же это он запропастился? – тревожно спросила девушка Домашу.

– А може, Семен Аникич его задержал, с ним беседует…

– Да, кажись, он эти дни прямо сюда ходил.

– Ходить-то ходил, да день на день не приходится. Может, сегодня позвали его к Семену Аникичу.

– Что-то сердце у меня не на месте…

– С чего бы?

– Чует беду…

– Перестань, какая беда такая!..

– А если он говорить стал с дядюшкой?

– А разве хотел он?..

– Да, баял что-то такое, только, кажись, не собирался так скоро…

– Да и зачем спешить? Не горит под вами…

А Ермак все не шел. Девушки в волнении ходили по комнате, заглянули в рукодельную. Там шла обычная работа и на своем обычном месте сидела Антиповна.

Ксения Яковлевна и Домаша вернулись в горницу и снова подошли к окну.

– Он уходит! Что это значит? – воскликнула Ксения Яковлевна и побледнела.

Ермак действительно приближался к своей избе с низко опущенной головою.

– И не глядит сюда, – голосом, полным отчаяния, тихо сказала девушка.

– И впрямь не стряслось ли чего? – задумчиво произнесла Домаша.

Не успела она это сказать, как Ксения Яковлевна вскрикнула и без чувств упала на пол. В светлице поднялся переполох.