Эрик Сати

Она предложила Сати заказ: музыку к «Смерти Сократа» из «Федра» Платона – и обещала ему две тысячи франков аванса и две тысячи франков, когда он сдаст готовую партитуру в двух версиях: для голоса с фортепиано и для голоса с оркестром[153]. Сати быстро согласился и сначала намеревался написать музыкальный фон для декламации диалогов на греческом княгиней и членами ее кружка. Но затем он решил сделать музыку к французскому переводу XIX века для одного или четырех женских голосов. Проект пугал Сати: в январе 1917 года он еще не приступил к работе. В письме к Валентине Гросс Сати признаётся: «ужасно нервничаю, что не справлюсь с работой, которую хочу сделать белой и чистой как античность. Я погрузился в нее, но совершенно не знаю, с чего начать. Эту идею нужно сделать очень красиво, вот в этом я уверен»[154]. Две недели спустя идея стала более отчетливой, Сати опять пишет Гросс, уже с явным облегчением:

Что я делаю? Я работаю над «Жизнью Сократа». Я нашел чудесный перевод Виктора Кузена. Платон прекрасный соавтор, очень вежливый и не доставляющий хлопот. Просто мечта!.. Я купаюсь в счастье. Наконец, я свободен, свободен как воздух, как вода, как дикая овца. Долгой жизни Платону! Долгой жизни Виктору Кузену! Я свободен! Свободен! Что за счастье![155]

Сати начал работать над «Сократом», закончив переложение для фортепиано в четыре руки балета «Парад», в начале января: «моя роль кончена», написал он Кокто в Новый год, «а ваша начинается»[156]. И на самом деле Дягилев, Пикассо, Мясин и Кокто отправились в Рим, где в феврале и марте были заняты постановкой балета, а Сати остался в Париже, чтобы сделать оркестровку, которую он завершил 8 мая, всего за десять дней до премьеры. Понятно, что пока Сати доделывал «Парад», работа над «Сократом» остановилась.

Положение не улучшилось и летом. Сати оказался ввергнутым в судебный процесс, начавшийся из-за того, что критик Жан Пуэг напечатал негативную рецензию на «Парад» в газете Les Carnets de la semaine («Дневники недели»). Пуэг лично поздравил Сати после премьеры в театре, а в рецензии, подписанной псевдонимом Октав Сэре, полностью разгромил постановку, написав, что «балет оскорбляет французский вкус», и обвинив композитора в некомпетентности и отсутствии музыкальности[157]. Почувствовав себя оскорбленным лицемерием Пуэга, Сати написал ему несколько едких открыток, где он назвал критика «задницей» – причем «немузыкальной» и обратился к нему как к «господину Жану (безмозглому жбану) Пуэгу знаменитому болвану и сочинителю нелепостей»[158]. Так как эти открытки могли прочитать почтальон и консьерж Пуэга (и не они одни), критик подал на композитора в суд за публичные оскорбления и клевету и выиграл после бурного процесса, на котором с ручательствами за Сати выступали Кокто, Лот, Северини и Грис. Композитор был приговорен к неделе тюрьмы, штрафу в несколько сот франков и выплате компенсации в тысячу франков Пуэгу. Сати подал апелляцию и разбирательство затянулось до ноября, причем решение опять было вынесено в пользу Пуэга. В конце концов княгиня Полиньяк дала Сати в долг, чтобы он заплатил штраф и компенсацию, и вместе с покровительницей Дягилева Мисей Эдвардс (позже Серт) выхлопотала ему освобождение от тюремного заключения. 15 марта 1918 года, не без помощи княгини, дело было замято, суд отменил приговор Сати «на условиях, что он будет хорошо себя вести и не получит нового тюремного срока в течение пяти лет»[159]. Сати вел себя хорошо, но убытки Пуэгу не возместил; в октябре 1918 года он написал княгине Полиньяк, что «он не заплатит ни одного сантима благородному критику, явившемуся причиной моей юридической болезни» и спрашивает разрешения истратить эти деньги на свои нужды, что без сомнения княгиня позволила сделать[160].