Эпоха рок-н-ролла

 Я специально посмотрел фильмы о Вудстоке и об Альтамонте, чтобы составить мнение об этих фестивалях и понять, какое впечатление произвели они на современников. Конечно, впечатления эти потрясающе различны. Фильм о Вудстоке с самого начала окрашен эмоционально очень положительно (молодые ребята, трактор, скошенная трава…). Почему становится адом Альтамонт, непонятно. Но он становится адом с самого начала. Голая земля вместо зеленой долины, пожухлая трава, автострада на заднем плане, участок разбитой дороги для “смертельного дерби”... Странная окраска всего, тускловатый зимний свет. Толпа в черном. Присутствие рокеров с запада (все поголовно в толстых кожаных куртках): они сидят на автобусах, их колонна на мотоциклах довольно бесцеремонно пробивается к сцене… Они не имеют (тогда уже) ничего общего с хиппи и хиппующими обывателями, это посланцы нового, очень жестокого мира.

Люди стекались в Альтамонт так же, как на Вудстокский фестиваль. Ехали на машинах сплошным потоком, шли пешком по дорогам и прямо по полям, несли детей на плечах… Пускали мыльные пузыри, несли воздушные шарики, красные знамена… Но почему-то там, перед сценой, половина из них упилась и уторчалась настолько, что уже не соображала, что к чему…

Ни одна революция не достигала своих целей, и карнавальная революция — не исключение. Чем шире становилась аудитория рок-н-ролла, тем она становилась пассивнее. Может, дело и в том, что была зима — в Альтамонте как-то все замерзло: не было уже равноправных участников праздника, была огромная толпа, которая пришла ловить кайф и пожирать эмоции…

Оператор поймал несколько прекрасных кадров человеческой натуры: вот лицо командира “ангелов”, который смотрит на Джаггера с нескрываемой ненавистью, как бы не понимая, как вот это хрупкое, кривляющееся на сцене существо оказалось во много раз удачливее и богаче его; вот сладострастное лицо девушки, которую просто прет от музыки; а эта совершенно обдолбана, раздевается, ломится к сцене, покачивая тяжелыми грудями; Кейт Ричардс что-то кричит толпе, “Стоунз” замолкают, мелькают встревоженные лица устроителей концерта: “или вы сейчас же прекратите это побоище, или они вообще не будут играть…”

О том, что в Вудстоке все было далеко не так благополучно, как показано в кино, говорит только огромное количество грязи, которое оставили после себя люди на зеленом, частью уже вытоптанном поле. Грязь могла бы и не войти в этот фильм. Тогда он получился бы совсем розовым; но что-то заставило режиссера все-таки включить эту грязь. Возможно, Альтамонт был близок; возможно, и фильм о Вудстоке можно было бы снять как страшный фильм. Но такой задачи не было. Это был фильм о начале рок-н-ролльной эры, он был полон оптимизма и потому главным клипом фильма стали голые детишки, играющие с ударной установкой, когда музыканты куда-то ушли. Вот будущее. Вот завет: любовь, цветы и музыка. Фильм о Вудстоке был снят просто: камера была включена в тот момент, когда наступил Рай. И сняты люди в Раю. Люди без греха. И музыка Рая. А как снимался Альтамонт, я не понимаю. Потому что предвидеть, что все это действо — которое и красиво даже, и завлекательно, и на первых порах не вызывает особых опасений — очень плохо закончится, было ведь невозможно. Ну, невозможно было предвидеть, что те же люди, люди Рая, которые были в Вудстоке, в Альтамонте передерутся, будут лезть на сцену и падать вниз с разбитыми в кровь головами… А впечатление такое, что оператор по минутам знал, что произойдет. И все это снято. И безумная толпа, и судороги ее ненависти, драки, убийство, прекращение концерта, и отлет на вертолете группы… Наконец: как будто уцелевшие после какой-то невиданной катастрофы, в черноте, по мокрому, в луче голубоватого прожектора полю бредут врозь растерявшиеся кучки людей…

Вот такое сильное действие оказывает фильм. Он гораздо более глубокую правду говорит, чем была потом высказана. Если серьезно, то он говорит о том, что эпоха рок-н-ролла кончилась. Ибо новый мир, рожденный новой музыкой, оказывался ничуть не лучше старого…

 Может показаться странным, но, когда в 1994 году решено было провести ретро-концерт в честь двадцатипятилетия вудстокского фестиваля, Мик Джаггер язвительно заметил: “Те музыканты, которые решили вновь выступать в Вудстоке, должны были бы помнить, что лучше не возвращаться на место преступления”. Что имелось в виду? Какое преступление было совершено? Или это — обычное ворчание человека, которому судьба вместо Вудстока “подарила” Альтамонт?