Хотя история Гартов, скорее, крайность, для аристократок уход от мужа вполне мог означать выпадение из лона роскоши и даже опускание вниз по социальной лестнице. Вот и Аугусту с Артуром денежные проблемы беспокоили несравненно больше, нежели лорда Борингдона, особенно в первые годы их совместной жизни. Артур однозначно не мог пригласить свою невесту ни в роскошный неоклассический загородный дворец с сотней спален, подобный тому, который унаследовал ее бывший муж, ни в хотя бы в столь же импозантную усадьбу эпохи Якова I, как Апторп-Холл его собственного отца в Нортгемптоншире. Паре приходилось выбирать съемное жилье по карману, при том, что Артур еще раньше жаловался брату, что «дома по 300 и 400 фунтов в год [ему] не по средствам». И в городе у них, в отличие от Борингдона или ее отца, постоянной базы не имелось; а в дневнике одного современника сообщалось, что в первый год совместной жизни у них был «всего один слуга», – «такая вот перемена в ее жизненной ситуации», – явно неодобрительно отозвался он о выборе Аугусты.
Резюмируя: нетрудно понять, почему женщины наподобие леди Элизабет Монк просто решали для себя, что расторжение брака – дело слишком хлопотное и сопряженное со множеством минусов, чтобы рассматривать его в качестве варианта. Аугусте, однако, повезло, и второе замужество сторицей окупило все ее сердечные муки из-за утраты сына Генри, ущерба репутации, язвительных комментариев современников и денежных трудностей. Они с Артуром в итоге превосходно устроились в Гемпшире, наслаждаясь красотами природы и визитами непрестанной череды гостей (включая привередливого «Красавца» Браммелла) и даря Леопольдине все новых братиков и сестричек. По разным источникам пыльная буря, поднявшаяся по следам их побега, либо послужила Артуру удобным предлогом для прекращения опостылевшей ему дипломатической карьеры, либо вынудила его к отставке, поскольку с Аугустой, как разведенной, ему было нельзя представать ни при одном зарубежном дворе. Так или иначе, государственной пенсии и доли младшего сына в наследстве ему вполне хватало для того, чтобы на радость Аугусте всецело посвятить себя загородной жизни и семейным заботам.
Борингдон также, похоже, нашел покой и удовлетворение в обществе второй жены Фрэнсис, дочери норфолкского хирурга, небогатой и некрасивой, зато милой и приятной во всех отношениях. Будучи неисправимым циником и бабником, он и тут был способен говорить «о нынешней жене и ее предшественнице в таких тонах, будто нанял нового дворецкого», да и от похождений с дамами легкого поведения, похоже, не отказался, но после его второй женитьбы через полгода после развода его имение Салтрам сделалось-таки уютным гнездышком для двоих у камина по вечерам, куда и его знатным соседям стало приятно наведываться в гости. Вторая леди Борингдон, сама к их миру не принадлежа, снискала, тем не менее, всеобщее одобрение его ближнего круга. «Она, по всему видно, и подходит ему идеально, и нравится до крайности», – отметила Гаррио Кавендиш незадолго до своей свадьбы с лучшим другом Боррингдона лордом Гренвилем Левесоном-Гоуэром. «Как же они все меня удивляют тем, что принимают его, – призналась она, однако, в письме брату. – Успехом он пользуется, если что, просто невероятным. Не завидую я его жене и счастлива мысленно, что это место успела занять она».
Глава 9
Могила любви?
На закате эпохи Регентства, а именно в конце 1810-х годов, как и подобает, вышел в свет сатирический словарь, язвительно высмеивавший нравы и понятия уходящего времени. Помимо странного представления о морали, которая в «понимании высшего света» трактуется как «назойливая преграда к получению удовольствий», осмеянию подвергся и сам подход их светлостей к браку как «сделке вслепую, при которой модные муж и жена кружат в танце подобно солнцу и луне, то оттеняя, то затмевая друг друга». Красиво сказано, вот только определенно у тех, кто имел возможность взглянуть на происходящее в высшем свете попристальнее – и увидеть воочию всех эти принцев и их высокородных друзей, щеголяющих по Мейфэру с любовницами, почитать новости о разводах, побегах и соблазнениях в светских хрониках, а тем более вживую побывать на хваленом «базаре невест» у Альмака, всякая иллюзия о возможности настоящей любви и счастливого брака быстро развеивалась и отходила в мир несбыточных грез из сказочных романов.