Благодаря отказу от каких бы то ни было апелляций по поводу выносимых на всех стадиях судебных решений по их делу сторонам удалось избежать утечки сколь бы то ни было скандальной информации в газеты. До побега Аугусте вменяли в вину разве что несколько прогулок с любовником по Кенсингтонским садам и регулярные приемы его у себя в гостях на Камберленд-плейс. Муж об этих ее посещениях по заверению адвоката последнего был не в курсе, поскольку «там светились всевозможные господа и дамы из числа знакомых семьи». Даже доказательства ее неподобающих связей после того, как она покинула мужнин дом, выглядели весьма сомнительными, памятуя о том, что в гостинице «Корона» в Линдхерсте, где беглецов, наконец, разыскали, прислуга не дала решающих показаний относительно постели, ограничившись признанием того, что пара сняла один на двоих номер, и «одежда джентльмена все время его пребывания там оставалась при нем». Действительно, не было там, похоже, ничего подобного тому, что могло бы стать предметом для карикатур с подачи оказавшегося кстати или некстати под потолком художника Габриэлли. В случае сговора история, выносимая сторонами на суд, так или иначе имела к действительности мало отношения.
Замалчивание смачных деталей не препятствовало популярности памфлетов с вольным пересказом сюжетов судебных слушаний по делам о «прест. сгов.» среди падкой до скандалов публики. Продавались они всего по шиллингу за экземпляр, а в платной библиотеке Хукхема на Бонд-стрит их можно было отыскать и лет через двадцать после публикации, – вот только и они были не информативнее газетных репортажей по части пикантных подробностей. Отдадим должное: в них, как и в некоторых газетах, честно (хотя, похоже, и не без смакования) приводится кое-что из частной переписки Аугусты, что, должно быть, было ей крайне неприятно; а вот показания прислуги свидетельствуют о том, что никаких улик наподобие мятых постелей и разбросанной одежды любовники не оставляли. Никто из слуг ни единожды не обмолвился даже о странностях наподобие запертой изнутри двери в гостиную. Не довелось Аугусте претерпеть и таких унижений, часто выпадавших на долю других женщин, как публикации карикатур, изображающих ее, к примеру, стыдливо прикрывающей обнаженную грудь в знак потери чести.
Что до бесстыжего словесного автопортрета Борингдона как идеального любящего мужа с безупречным характером и незапятнанной репутацией, то тут пресса Аугусте даже помогла выпутаться из ситуации, выставив его светлость отнюдь не благочестивым, а самым что ни на есть распутным и неверным мужем, добавив для полноты картины еще и всяких инсинуаций наподобие того, что он вовсе брезговал женой. И, хотя некоторые журналисты-мужчины и морализировали назидательно на тему того, что «изъяны мужа не служат оправданием пороков жены», а среди знатных особ (опять же, мужского пола) ходили разговоры о том, что за леди Аугустой вовсе никогда не было замечено «особого интереса или привязанности к супругу», многие женщины, такие как леди Джернингем, к примеру, хотя и не одобряли ее действий публично, в душе всячески ей сочувствовали.
На самом деле в Гемпшире, где они с Артуром поселились, по сути, как гражданские супруги, соседи, в целом, относились к Аугусте настолько дружелюбно, что местный священник счел своим долгом посвятить целую воскресную проповедь разъяснению, что «негоже… потакать тем, кто открыто попирает [Божьи] законы добродетели и порядочности», – вспоминала вдовая графиня Спенсер, гостившая тогда в тех краях. Пастора она за эту инициативу похвалила, поскольку, по ее личному мнению, Аугусте следовало бы вести себя потише и поскромнее, коли уж не способна к раскаянию в своем грехе. «Она все это время провела в Портсмуте, да, по-моему, и поныне там обитает, – написала она дочери неделями позже, – гуляет всюду под ручку с сэром А. П. с таким