Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

К несчастью для сестры лорда Алванли, ее возлюбленный Джон был вторым сыном в семье и, в отличие от здорового, богатого и поздно женившегося старшего брата, не мог себе позволить взять ее в жены после внезапного обнищания. Со временем он женился на другой, причем по странному совпадению (случайному или нет, нам теперь уже и не узнать) именно в 1823 году, когда Алванли начал распродавать с молотка свои земли в уплату долгов. То, что Джон по-прежнему питал чувства к Фрэнсис, а их разрыв стал следствием сугубо практических обстоятельств, явствует из того, что со временем эта пара воссоединилась – в 1831 году, когда ему было сорок пять, а ей тридцать девять лет. Джон рано овдовел, а его финансовые перспективы также внезапно улучшились, поскольку брак его старшего брата оказался бездетным, тот навсегда расстался с женой и решил завещать ему все свое имущество и титул баронета. Так Фрэнсис и оказалась одной из тех счастливиц, кому суждено было избавиться от нежеланного статуса старой девы и успеть обзавестись семьей [19].

Но надежды женщин рушились не только из-за скудного приданого или недостаточной перспективности ухажера. Случалось, что дочери были обязаны неотлучно сидеть при постелях немощных родителей, а их кавалеры гибли или пропадали без вести на полях сражений эпохи не только Регентства, но и нескончаемых войн [20]. И, конечно же, эти женщины, оставшиеся одинокими в силу подобных трагических обстоятельств, стоят особняком в этой истории о нравах того времени. Основную же часть внушительного (вплоть до четверти) меньшинства одиноких женщин высшего класса все-таки составляли принципиально не желавшие выходить замуж. Причины отказа от самой идеи замужества могли быть разные: несклонность к интимной близости с мужчиной; нежелание переходить в подчиненное положение по отношению к мужу; неготовность обременять себя детьми; даже просто отсутствие кого бы то ни было по вкусу в кругу потенциальных почитателей.

В любом случае, право на отказ реально существовало, и множество женщин высшего класса им явно и с готовностью пользовались без всякого видимого страха навлечь на себя родительский гнев, свидетельством чему стал опыт столь видных особ как леди Сара Спенсер и леди Элизабет Вильерс, Эстер Аклом и Эмили Лэм. Даже матери с самыми высокими надеждами на своих дочерей, похоже, вынуждены были мириться с их безразличием к перспективам замужества. В 1822 году миссис Калверт высказала в своем дневнике следующие сокровенные мысли и смутные надежды, что ее только что отпраздновавшая свой двадцать третий день рождения дочь Фанни все-таки найдет себе достойного мужа, как удалось сделать ее сестре Изабелле: «Есть тут у меня на пригляде для нее еще один, но, боюсь, выбери он ее, она и его не примет при всей его милости и благородстве», – писала она с поразительной снисходительностью к дочери. Фанни, будучи давним завсегдатаем балов у Альмака, снискала там себе массу восторженных отзывов, регулярно фиксировавшихся любящей родительницей наряду с чередой ее блестящих партнеров по танцам. Но, стоило миссис Калверт завести разговор об этих молодых людях через месяц-другой по завершении бального сезона, та явно отвечала ей нечто такое, что любящая мать напрочь отказывалась заносить это в свои дневники. Теперь же, когда дни Фанни на этой выставке невест подошли к концу, мать ее, похоже, особо и не сетовала на их безрезультатность, поскольку «дорогая Фан» к этому времени успела сделаться ей «лучшей подругой».

Что бы ни скрывалось за так и не сыгранной свадьбой, высокородным дамам, в отличие от представительниц низших классов, одинокая жизнь обычно ничего особо страшного не сулила. Конечно, и незамужним аристократкам порою приходилось претерпевать определенные лишения, но, как правило, не более тяжкие, чем леди Луизе Стюарт с ее сетованиями на отсутствие собственной кареты. Весьма вероятны были подначки со стороны самодовольных замужних подруг, но вероятность того, что родные позволят им докатиться до одинокого прозябания в беспросветной нужде, была крайне невысока.

В обмен на разрешение оставаться незамужней обычно, судя по всему, действовал молчаливый уговор, по которому одинокая дочь до последней возможности оставалась жить под родительским кровом. Этот вариант был оптимальным не только с точки зрения экономии семейных средств, но и с точки зрения социальной респектабельности, особенно до тех пор, пока незамужняя не вышла из брачного возраста и по-прежнему требовала сопровождения и присмотра согласно действовавшим в светском обществе правилам хорошего тона и приличий. Леди Каролина Брюс и ее младшая сестра леди Фрэнсис несомненно столкнулись с резким противостоянием их отца графа Эйлсбери своей затее отселиться от него на пару в 1793 году в возрасте, соответственно, тридцати и двадцати семи лет, по причине «желания убраться подальше» от него, а главное – от мачехи.