Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе

Оплачиваемая должность «леди-экономки» в одном из королевских дворцов, возможно, была более привлекательным вариантом. В Виндзорском замке ее с 1801 года занимала мисс Джорджиана Таунсенд, дочь виконта, а во дворце Хэмптон-Корт с 1813 года до самой своей смерти в 1825 году – леди Элизабет Сеймур-Конвей, дочь маркиза. Во втором случае, в интересующую нас эпоху, ей полагалось фиксированное жалование в размере 250 фунтов в год, но в реальности она имела в пределах от 650 до 800 фунтов в год за счет чаевых от посетителей, желавших совершить обзорный тур по дворцу. Отдельным бонусом шло бесплатное проживание во дворце, и за все эти щедроты от леди-экономки не требовалось никаких усилий, которые могли бы оскорбить чувства ее благородных родственников.

К превеликому сожалению, однако, денежные вакансии обоего рода открывались крайне редко, конкуренция между претендентками на них развертывалась острейшая, а потому подавляющему большинству незамужних женщин приходилось чем-то жертвовать ради выживания. Неспособность «содержать карету круглогодично», к примеру, была одной из самых удручающих тягот ее незамужней жизни в понимании леди Луизы Стюарт, дочери третьего графа Бьюта. Бюджет позволял ей жить на Глостер-плейс достаточно близко к центру Лондона, но дополнительных 300 фунтов в год на собственный экипаж ей было взять категорически негде. Это лишение сковывало ее свободу передвижения по городу настолько, что временами она вынуждена была сидеть дома (и по большей части в одиночестве) по неделе и даже по десять дней кряду.

Была, однако, и еще одна жертва из разряда неизбежных для одинокой женщины – вне зависимости от ее финансовой состоятельности. Оставаться незамужней означало не только бездетность, но и целибат, поскольку любые добрачные связи романтического характера были для женщин табуированы и влекли изгнание из добропорядочного общества. Мужчины-аристократы могли иметь сколько угодно любовниц, прежде чем позволить «сковать себя по рукам и ногам» узами брака, но для женщины оказаться в постели с мужчиной до брака считалось абсолютно неприличным и несовместимым с дальнейшим пребыванием в великосветских кругах. Соответственно, замужество оставалось для благородной девицы и единственным благопристойным вариантом обзаведения собственными детьми.

Это, конечно же, был вопиющий образчик двойного стандарта. «Мужчина может хоть сотню раз сойти с пути праведности, однако же он всегда может на него вернуться, и все продолжают его к себе приглашать; по трезвой истине своими прегрешениями он придает себе éclat [16], самоутверждается в бомонде и вызывает зависть вместо жалости или брезгливости. А вот женщина, единожды сойдя с пути праведности… становится мишенью для неспешно указующего на нее перста презрения». – Слова эти приписывают Джулии Джонстон, племяннице графа, якобы озвучившей это наблюдение в 1820-х годах. Сказала ли она это в действительности, не столь важно, поскольку сама судьба Джулии служит наглядным подтверждением истинности этих слов: «единожды сойдя с пути праведности» с женатым мужчиной, Джулия обрекла себя на изгнание из высшего света и вынуждена была продолжить свою бесславную карьеру в свите куртизанки Гарриетты Уилсон. И она была далеко не единственной благородной дамой, ступившей на эту кривую дорожку.

В начале 1818 года светское общество было потрясено скандалом с «соблазнением» мисс Гарриет Спенсер, пусть и не дочери графа Спенсера, но девицы благородной и состоявшей в дальнем родстве с самыми выдающимися светилами модного мира – герцогами Мальборо и Девоншир и все тем же графом Спенсером.

Гарриет, чья мать оказалась не столь рьяной по части надзора и воспитания, как миссис Калверт и ей подобные, снискала себе репутацию беспутной дебютантки, связавшись с компанией молодых кутил с длинными языками и вольными нравами. В то время как отдельные слухи о неблагонравном поведении еще можно было бы похоронить, выйдя замуж за респектабельного джентльмена, ее судьба была предрешена, когда ее застали в компрометирующей ситуации с одним из них – мистером Генри де Росом. Вскоре стало общеизвестным и то, что совсем недавно справившая двадцатилетие мисс Спенсер беременна, и все единодушно осудили де Роса за то, что погубил девушку. Тот, однако, истово отрицал свою причастность; и он имел на то все основания: настоящим отцом ребенка Гарриет являлся не он, а ее троюродный брат, старший сын герцога Мальборо Джордж Спенсер-Черчилль, маркиз Бландфорд.