Читаем Епистинья Степанова полностью

Но чаще всего для замеса глины и обмазки стен приглашали родственников и соседей — на «помочь», на толоку. Это был праздник общего труда, бескорыстного, идущего от души. Работали весело, с песнями, шутками, подковырками, воспоминаниями, пожеланиями; такой труд скреплял отношения родственников и соседей дружбой, обнадеживал взаимной помощью и поддержкой на будущее; а поздний общий ужин под звездным теплым небом наполнял души удивительным ощущением жизни.

Вот и готов дом. Хата как хата: камышовая крыша, небольшие окошки и побеленные стены, чтоб жаркое солнце не слишком нагревало ее. Но кое-что и отличало хату Пести и Михаила от других: все хаты стояли к реке «спиной» и смотрели через дорогу на разлегшиеся напротив скирды соломы и стога сена, а их хата смотрела окнами на реку, пойму и широкую заречную даль; кроме того, Михаил сложил в хате русскую печь. У казаков и украинских переселенцев большая печь в хате вызывала насмешки, но достоинства ее оказывались велики, и русские переселенцы за нее держались. Особенно хорошо было печь в ней хлеб; неплохо и зимой прогреть на ней косточки. Русская печь и сейчас еще кое-где сохраняется в домах станичных и хуторских жителей, указывая на их русское происхождение.

Построен сарай для скота и птицы.

Много чего еще надо сделать на участке: огородить его сплетенной из камыша изгородью — «леской», вырыть колодец, погреб, сложить летнюю печь — «кабыцю», построить амбар, посадить сад, да мало ли что еще нужно для ведения хозяйства, но можно переходить в новую хату, пахнущую сырой глиной и крейдой — известкой. Жить уже можно. А доделывать, обживаться сподручней тут же, встав поутру.

Новоселье

По давнему славянскому обычаю, при вселении в новый дом прежде всего вносят икону, хлеб-соль, кошку, петуха и курицу, а затем входит семья и молится. Пестя взяла подаренную матерью на замужество родовую икону Богородицы, маленького котеночка, и вместе с Михаилом, оба почему-то сильно заволновавшись, зашли в хату. Затем занесли колыбельку, «колыску», с маленьким Сашей и выделенное молодым имущество.

Когда уходили от родителей, Михаил и Пестя попросили телку, чтоб вырастить и обзавестись коровой, но свекор ответил: «Сами наживайте». То ли обиделся на сына за отделение, то ли пожалел. Дали на обзаведение кур, овец, кое-какие инструменты для Михаила, ведь и сам Николай с Акулиной начинали свою жизнь здесь на пустом месте.

Утром громко прокукарекал в сарае петух, загорелся огонь в русской печи, поднялся дым над трубой, закудахтали куры, потекла жизнь в новой хате на краю хутора. Впрочем, крайней хата оставалась недолго, вскоре к ней пристроились Свенские, ставшие друзьями, затем Симоненки, Болтгаловы, Цирулики, Ковалевы. А по другую сторону жили: Верменики, Данила Рыбалко с семьей, Чикаловы, Топихины, еще Свенские и еще Свенские, Отрошки, Степанов Пантелей, Цыбули, еще Цыбули и еще Цыбули, Чередниченки, Степанов Фадей с родителями… В лучшие годы хутор насчитывал тридцать три двора.

Встав рано утром, молодая хозяйка и хозяин принялись за бесконечную череду дел, малых и больших, срочных и таких, что можно отложить, текущих и с большим загадом. Началась своя жизнь — жизнь своим домом, своей семьей.

Засветились по вечерам окна, в хате запахло борщом, свежим хлебом, соломой. У сарая в конуре поселился щенок, которого Пестя назвала Шариком, в честь того пса, который пришел с ними с Украины и прибежал к ней однажды на луг, когда ей было так одиноко.

Хозяйка Пестя

В первое время ей все никак не верилось, что вот у нее своя хата, сарай с курами и овцами, огород, рядом муж и над душой нет больше никого. Она хозяйка, которую соседки уже деловито окликали: «Федоровна, дай трохи соли!» или «Эй, Степаниха! Дай серничек!». А ей всего лишь двадцать.

Ранним утром загорался в печке огонь, оживал очаг, и молодая хозяйка принималась за свои дела: надо приготовить обед, подоить корову, проводить ее и овец на пастбище, сыпнуть зерна курам, позавтракать с Михаилом, покормить маленького Сашу, в огороде вскопать, посадить, прополоть, в хате убрать, постирать, сшить…

В уголке у печки сгрудились рогачи и кочережки, на лавке и под лавкой выстроились ведра, чугуны, макитры, на окнах забелели занавесочки, которые Пестя любила хоть немного помережить, прошить цветной ниткой, каемкой, чтоб они выглядели нарядней. Михаил выстрогал стол, лавку, пару табуреток, смастерил в кузнице железную кровать со всякими завитками. На ровном, матово отблескивавшем «доливкой» полу лег перед кроватью маленький домотканый коврик; на стене в рамках появились семейные фотографии, застучали ходики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии