Епистинья Степанова

Земледелие потребовало много наемных рабочих. Хозяева хуторов каждый год волновались, придут ли из центральных губерний крестьяне на заработки в летние месяцы, придут ли косцы, жнецы, не остановит ли их какая-нибудь холера или другое бедствие, не перехватят ли по пути донские казаки, сколько крестьян придет, какую цену назначат они за свой труд. Меньше придет — дороже придется платить да еще смотреть, чтоб не переманил их к себе сосед-хуторянин.

Аренда многим богатым хуторянам казалась делом более надежным: крестьяне-арендаторы «садились на землю», жили здесь постоянно и обеспечивали постоянный доход. Конечно, доход был поменьше, чем можно получать с помощью наемных рабочих, но привлекала его надежность.

Генерал Шкуропатский часть земли обрабатывал с помощью приходящих работников, часть сдавал в аренду. Вот и протянулся недалеко от панского дома ряд маленьких белых хаток вдоль Кирпилей, и ряд этот все рос и рос.

На каких условиях сдавал землю в аренду Шкуропатский, сейчас никто сказать не может. Условия эти не давали возможности разбогатеть, но жить было можно. Вот и Николай с Акулиной получили в свое время землю, вскоре вместо землянки построили хату, завели тройку лошадей и красивый выездной тарантас; умели работать, а может, годы выдались урожайные и условия пана Шкуропатского не были грабительскими.

Семейство Шкуропатских оставило по себе добрую память: мужчины сегодня из того немногого, что когда-то рассказывали их отцы и деды, запомнили, что генерал был хромой и любил выпить; женщины помнят взаимные улыбки и приветствия генерала и хуторян, когда тот с женой проходили иногда по хуторской улице. Шкуропатский не был белой костью, «академиев не кончал», выбился из простых казаков.

У генерала выросло двое детей: сын полковник и дочь учительница. Судьбы генерала и его сына затерялись во времена Гражданской войны, а дочь его свою долю наследства, полученную после смерти генерала, сама отдала новой власти и затем всю жизнь работала учительницей в одной из станиц края. Когда умер генерал и где работала и жила его дочь, что стало с сыном — разве это кого-нибудь интересовало тогда в «развороченном бурей быте», когда еще свежи были следы человеческих судеб в памяти людей; а сейчас, когда на месте ажурной беседки, дивно парившей над белой кипенью сирени, на месте панского дома с нарядными изразцовыми печами протянулось черное поле, а тогдашние жители хутора навек улеглись на кургане, — кто скажет…

Словом, Степановым с владельцем хутора, пожалуй, повезло — он оказался не грозным паном-эксплуататором, грабителем, а человеком свойским, имеющим сердце. Больше того, в Гражданскую войну он спас Пантелея, брата Михаила, от расстрела. Вот как это было.

В 1918 году, когда в степи загремели бои, около хутора остановился отряд красных, занял позицию и вел перестрелку с наступавшими белоказаками. И что-то вдруг заело у красных пушку, и белые стали их прижимать. Красные были мужики простецкие, одним словом — свои, не надо ни шапки ломать, ни вытягиваться, ни бояться неизвестно чего, как перед белыми, где презрительно смотрели на полуграмотных корявых хуторских мужиков господа офицеры, злобно огрызались богатые казаки, да и простые казаки смотрели на гамселов свысока, как на людей второго сорта.

Про сломавшуюся пушку узнал Пантелей, дельный, сообразительный мужик, он быстро разобрался, что там к чему, и орудие вовремя починил. Белым после огня ожившей пушки пришлось отступить. Но все-таки положение красного отряда оказалось тяжелым, и он снялся с позиций, ушел. Пришедшим белым кто-то донес, что стрелявшее по ним орудие починил Пантелей, казаки схватили его, избили и повели в станицу Тимашевскую, в которой после захвата ее белыми шел скорый и кровавый суд над сторонниками новой власти: расстреливали и вешали прямо на улицах.

По дороге казакам, которые вели Пантелея, встретился пан Шкуропатский. Старый генерал распорядился: «Это мой арендатор, он мне много задолжал. Отдайте-ка его мне, я с ним разберусь сам…» Казаки не посмели ослушаться приказа генерала и отдали Пантелея. Генерал спросил его, когда казаки отъехали: «Ты что, и правда пушку красным отремонтировал?» Пантелей не стал врать: «Правда…» Старый генерал махнул рукой: «Ладно, иди. Только не говори больше никому про пушку. Мол, брешут…»

Что тут скажешь. Домашние отношения сложились на тихом хуторе. Генерал не мог поверить, что кончалась прежняя жизнь и не будет к ней возврата; ну, пошумят, постреляют, и жизнь продолжится, как шла раньше. Какая ему польза от того, что одного из рукодельных его крестьян-арендаторов застрелят сейчас в станице. Стоял август, мужики убирали хлеб, они еще уплатят ему долги. Выручил генерал Шкуропатский своего непутевого мужика.

Михаил с отцом сходили к пану. Поскольку Шкуропатский не был вздорным деспотом и ему выгодно оказывалось сдавать землю, то Михаил смог обо всем договориться: и о земле под хату, и о земле в аренду.

Своя хата