Как же, ракшас их побери, хороши и притягательны самцы этой расы: высокие, широкоплечие, кубики и шарики накачанных мышц, ни грамма жира, движения у всех плавные и волнующие, а прикосновения ласковые… А я же женщина. Нормальная женщина самого что ни на есть репродуктивного возраста. А близости с противоположным полом у меня не было так давно, что и вспоминать не хочется. Как же мне не хватает выброса окситоцина и эндорфина…
— Ладно, Ешан, иди домой, уже поздно, — ещё раз вздохнув, ответила я. — Небось, панта твоя волнуется уже.
— Конечно, волнуется… — фыркнул он. — Она в последнее время постоянно волнуется. На сносях она у меня, вот скоро должна разродиться. Я… — он бросил на меня сомневающийся взгляд, но все же спросил: — Я к тебе ее приведу, хорошо?
— Приводи, — кивнула я, — Разродим, поможем.
Акушерство — одна из моих основных специальностей… — а потом хмыкнула, призадумалась и, не удержавшись, с усмешкой подметила: — Панта твоя на сносях, о ней заботиться надо, а ты ее нервируешь, участвуя в… кошачьих боях.
От услышанного Ешан резко побледнел, поиграл желваками, а потом посмотрел на меня суженными по-кошачьи зрачками и оскалился, демонстрируя тут же выросшие длинные клыки:
— Откуда знаешь?
— От верблюда, — отмахнулась я. Глаза моего пациента поползли вверх, но отнюдь не от обиды, а от непонимания, ведь кто есть такой верблюд, он, скорее всего, не знал. — Каждые выходные ко мне приходите: все израненные и истерзанные… А в прошлую субботу так еле живого, молоденького, панта ко мне под мохнатые рученьки приволокли… Без сознания был, бедолага, а на теле ни одного живого места. Потом в себя пришёл и бредить стал: про Пардусово поле, заброшенный дом на отшибе и пояс чемпиона… Поди, вас один и тот же чемпион уделывает? — с усмешкой спросила я. — Уж больно аналогичные у всех следы от когтей…
— Не смей никому говорить, ведьма-медик, — сурово произнес он. Я закатила глаза:
— Оно мне надо?
— Пообещай, — попросил он уже спокойней.
— Обещаю — никому, — и, приложив руку к груди, ехидно добавила: — Честное медицинское.
Как ни странно, но моему такому обещанию кошак поверил. Наверно решил, что эти слова что-то да значат. Что ж, я и Гиппократом поклясться могу, если надо. Пусть думает, что это наше "ведьминское" божество.
Проводив панта до ворот и убедившись, что он направился в сторону своей деревни, а других желающих попасть ко мне на "приём" больше не наблюдается, я заперла калитку и с чувством выполненного долга вернулась в дом.
Все, рабочий день закончился.
Глава 2
В доме тут же прошла в комнату, в которой принимала панта, да и прочих других кошачьих пациентов, и не спеша прибралась: закрыла пузырьки, продезинфицировала инструменты, сняла одноразовую простынь с кушетки.
В конце протерла пол с хлоркой и достала почти полный пакет из мусорного ведра. Потом погасила в помещении свет и закрыла дверь. Бросив мусор в большой специальный контейнер в прихожей, я направилась в смежную комнату. Она у меня была самой любимой и многофункциональной: и спальней, и гостиной, и столовой с кухней.
Включив свет, я подошла к окну, чтобы поплотней задвинуть шторы. Затем оглядела комнату и, увидев большое зеркало, медленно к нему подошла…
А вот и я. Ну здравствуй, ведьма-медик…
Н-да, так алогично меня ещё не называли. И ведь не переубедишь этих кошек! Бессмысленно им рассказывать что я самый обыкновенный медицинский работник, а все моё целительство — это знания и умения, полученные за время обучения в институте, практика работы на скорой помощи, а также самые обычные лекарства и медикаменты. Хотя… Лукавлю, одним необычным умением на время я все-таки была "одарена" — этаким рентгеновским зрением, которое я могла включать в любой нужный момент, дабы без специального аппарата распознать, сломаны ли кости у моих кошачьих пациентов. Очень, кстати, полезное умение, для людей моей профессии. Мне будет грустно с ним расставаться… Но это ещё не скоро.
Так что, вернёмся к настоящему, к зеркалу.
Блуждая по своему отражению с ног до головы, я дернула рукой, снимая с себя хирургическую маску… Глаза тут же забегали по отражению лица, внимательно изучая изменения: нос и подбородок уже полностью приняли свою форму, очертания губ выделялись чётче… В принципе, вполне нормальное лицо, очень похожее на моё. На моё, родное и прежнее. Лишь шрамы на подбородке, щеках и шее напоминали о том, что совсем недавно я без слез и истерики не могла смотреть на себя в зеркало.
Но шрамов сегодня значительно меньше, да и те, что имелись, были уже светло-розовые и не такие уж и безобразные. Терпимо. Я коснулась руками щёк, так до конца и не веря своим глазам. Нет, ни глаза, ни зеркало не врут.
Это я. Это моё лицо.
С каждым днём оно становится лучше.
Я спиной отошла от зеркала и, стянув с головы медицинскую шапочку, распустила волосы. Светлыми локонами они заструились на плечах, я заулыбалась и, взбив волосы руками, попыталась прикрыть ими щеки. Что ж, шрамы в глаза не бросаются. А в темноте их вообще не разглядишь.