Эпиграммы

Пряжу твою омывал на гесперийской овце?

Или сочла твоя шерсть многоустого русла Тимава,

Где обращенный в звезду Ки́ллар божественный пил?

Не подобало тебе багроветь от окраски в Амиклах,

10 И недостоин руна был и Милет твоего.

Лилии ты и жасмин побеждаешь, еще не опавший,

Кости слоновой белей ты на Тибурcкой горе.

Лебедь спартанский тебе и Пафии голубь уступит,

Жемчуг, который со дна Красного моря добыт.

15 Но хоть подарок такой и с первым снегом поспорит,

Чище Парфения он не в состоянии стать.

Не предпочту я ему Вавилона надменного ткани,

Шитые в пестрый узор Семирамиды иглой.

И в Атамантовом я не кичился бы золоте больше,

20 Если бы ты подарил, Фрикс, мне Эола стада.

Воображаю, какой поднимется смех, коль увидят

На палатинской твоей тоге мой собственный плащ!

29

Хочется краткостью взять тому, кто двустишия пишет,

Но для чего же она целому свитку нужна?

30

То представленье, что мы на цезарской видим арене,

В Брутов считалося век подвигом высшим из всех.

Видишь, как пламя берет, наслаждаясь своим наказаньем,

И покоренным огнем храбрая правит рука?

5 Зритель ее перед ней, и сам он любуется славной

Смертью десницы: она вся на священном огне.

Если б насильно предел не положен был каре, готова

Левая тверже рука в пламень усталый идти.

После отваги такой мне нет дела, в чем он провинился:

10 Было довольно с меня доблесть руки созерцать.

31

Что-то неладно, Дентон, с тобой, как ты сам признаешься,

Если, женившись, отца ты добиваешься прав.

Брось наконец докучать владыке подачей прошений

И, хоть и поздно, вернись ты из столицы домой.

5 Ибо, пока, далеко оставив жену, ты так долго

Просишь о трех сыновьях, дома найдешь четырех.

32

Тихо по воздуху вниз к Аратулле печальной скользнула

И опустилась, порхнув, нежно голубка на грудь.

Было бы случая это игрой, когда б не осталась

Тут без присмотра она, не захотев улететь.

5 Если сестре не грешно в своем сердце лелеять надежду,

Если способны мольбы мира владыку склонить,

Может быть, то с берегов сардинских от ссыльного брата

О возвращенье его вестницей птица пришла.

33

Павел, в подарок ты мне листок из венка посылаешь

Претора и называть это фиалом велишь.

Фольгой такою покрыт был недавно помост театральный,

Где ее красный шафран смыл бледноватой струей.

5 Или, пожалуй, скорей это бляшка, которую ловкий

Ногтем слуга соскоблил с ножки кровати твоей?

Этот фиал и полет комара может издали чуять

И унестись, коль его сдунет крылом мотылек.

Держится он на весу и реет от жара светильни

10 И разобьется, коль влить внутрь осторожно вина.

Муслят сусалью такой в Календы январские финик,

Что преподносит с грошом жалким бедняга клиент.

Даже волокна не так колокасии гибкой прозрачны,

Да и мясистей летят с лилий в жару лепестки.

15 И не бегут пауки по тонкой такой паутине,

И шелковичных червей легче висячая нить.

Много плотнее и мел на лице у старухи Фабуллы,

Много плотнее пузырь, вздувшийся в мутной воде.

Толще бывает плева, что держит в порядке прическу,

20 Мыла батавского слой — краска для римских волос.

Пленкой такою птенцы обернуты в Лединых яйцах,

Мушки такие на лбу как полумесяц сидят.

Что посылал ты фиал, когда мог бы чумичку послать мне,

Или когда бы ты мог ложку-улитку послать?

25 Нет, ведь и то чересчур: когда мог бы ракушку послать мне,

Словом, когда б ничего, Павел, ты мог не послать.

34

Хвалишься, что у тебя серебро есть древнее Мия.

Все, что подделал не ты, думаешь, древняя вещь?

203

35

Раз вы оба одних и тех же нравов,

Муж негодный, негодная супруга,

Мне чудно, что друг другу вы несносны.

36

Царственным ты пирамид строениям, Цезарь, посмейся:

Уж на Востоке молчит варваров гордость — Мемфис.

Мареотийский дворец ничтожней палат Паррасийских:

Великолепней не зрел день ничего на земле.

5 Семь здесь как будто бы гор взгромоздились одна на другую,

И фессалийский не так Осса взнесла Пелион.

Так они всходят в эфир, что, теряясь в звездах блестящих,

Светлой вершиною гром слышат из тучи внизу.

И озаряет дворец божество еще скрытого Феба

10 Ранее Кирки, отца видящей утренний лик.

Но хоть, касаяся звезд, вершиною дом этот, Август,

С небом равняется, он для повелителя мал.

37

Что Кайетану вернул, Полихарм, ты заемные письма,

Сотнею тысяч его, думаешь, этим ссудил?

«Столько был должен он мне», — говоришь? Сохрани себе письма,

А Кайетану ссуди тысячи две, Полихарм.

38

Кто дарит с уваженьем неослабным

Тем, кто щедростью может быть подкуплен,

Поджидает наследства иль подарков.

Тот же, кто уважает память друга,

5 После смерти его и погребенья —

Тот себе облегченья в горе ищет:

Не казаться, а быть он хочет добрым.

Ты таков, Мелиор, все это знают.

Ты усопшего чтишь, блюдя обряды,

10 Ты хранишь от забвенья имя Блеса

И, рукою широкой тратя деньги,

Чтоб отпраздновать день его рожденья,

Всех писцов, что его и чтут и помнят,

Одаряешь, свершая дело Блеса.

15 Этим всю свою жизнь ты будешь славен,

Этим славиться будешь и по смерти.

39

Чтобы гостям подавать за столом палатинские яства,

Для амбросийных пиров не было места досель.

Здесь подобает вкушать, Германик, божественный нектар

И Ганимеда рукой влитое в кубки вино.

5 Не торопись, я молю, сотрапезником стать громовержца,