Эпидемия

С соседних столиков на нас оборачиваются, однако приятель мой по-прежнему величествен и невозмутим. Чуть откинутая голова, гордый абрис. Помнится, Марина Цветаева как-то сказала о Пастернаке, будто в профиль тот похож и на араба, и на его лошадь. Вот и Петя тоже.

— Разве я возражаю вам? — неспешно, с важной академической снисходительностью увещевает собеседника этот негодяй. — Я полностью с вами согласен… Вот вы говорите: заговор. Да, несомненно! Всемирный заговор. История сознательно искажается — в угоду нашим недоброхотам. Великую Китайскую стену, вы правы, на самом деле построили древние русичи. А рукопись… Напомните: о какой вы рукописи говорили?

— О Радзивилловой!

— Да-да, конечно, о Радзивилловой… Рукопись подделана.

— Даже знаю, кем именно, — не устояв, встреваю я. — Иваном Семеновичем Барковым, секретарем Ломоносова… Только вот не уверен, что сознательно. Он переводил ее в нетрезвом виде. Хотя, по правде сказать, в другом он и не бывал…

Петя смотрит на меня с веселым любопытством. Так профессор смотрит на извечного прогульщика-студента, давшего вдруг правильный ответ.

— Совершенно верно, — подтверждает он, словно бы дивясь неожиданным моим познаниям, хотя, держу пари, сам впервые обо всем об этом слышит.

— И надо еще выяснить, — добавляю я, — не Барков ли сочинил за Ломоносова все его оды. А также сатиры Кантемира…

Незнакомец легонько встряхивает головой, взор его малость проясняется.

— Вы не возражаете, — несколько даже заискивающе спрашивает он, — если я закажу… э-э… на троих…

Петя не возражает. Собственно, к этому он и вел.

* * *

И, что поразительно, никогда ни с кем не спорит. Чем несуразнее мысль, тем с бóльшим жаром он соглашается с нею, подхватывает, развивает — и так до тех пор, пока идиотизм отстаиваемой идеи не проступит окончательно, а носитель ее не впадет в ступор. А то и в бешенство.

У меня, к сожалению, все наоборот. Видимо, забыл повзрослеть. Как был заводным, так заводным и остался. Любая мелочь, любая глупость срывает меня с болтов: кидаюсь опровергать. Яростно, самозабвенно, до изнеможения.

Допустим, так:

— Вот вы электронную сигарету курите… — замечает благообразный сосед по купе. — А ведь это еще вреднее, чем настоящую…

Тон — надменно-снисходительный. Чувствуется, что человек владеет истиной в последней инстанции.

Немедля ощетиниваюсь:

— Чем вреднее?

— Вреднее.

— Чем именно?

— Точно вам говорю.

— Вот и давайте точно: чем вреднее?

— Вреднее.

Минута такого разговора — и можно показываться психиатру.

То ли дело Петечка!

— Это вы еще не все знаете… — горько усмехнулся бы он в ответ. — Представьте, с каждой затяжкой… — Выдохнул бы в доказательство клуб пара. — …озоновая дыра увеличивается… над полюсами… на ноль целых ноль-ноль тысячных…

— Да ладно вам…

— Ну вот вам и ладно!

— Так бросать надо!

— Не могу… — еще более скорбно признался бы Петя. — Видите колбочку? Там внутри наркотик. Синтетический. Затянешься разок — и все. И подсел…

— Вот как?..

— И если бы только это!

— А что еще?

Интересно, что бы он наплел ему еще? Возможно, шепнул бы по секрету, будто хитрое устройство передает каждое их слово через спутники прямиком в Госдеп США. А потом бы, наверное, прибавил: дескать, к стратегическим объектам с этой штуковиной лучше не подходить — взорвется. Слышали, небось? Взрываются…

Сколько раз я пытался перенять у Петечки это удивительное умение приумножать высказанную собеседником дурь, однако тщетно. Видимо, качество сие врожденное и с помощью упражнений его не разовьешь.

* * *

— Единственная ваша ошибка, — отечески ласково внушает Петр (к тому времени мы уже приняли на троих и закусили), — на мой взгляд, заключается в том, что вы… эм… необоснованно сужаете рамки заговора, ограничиваясь только одной научной дисциплиной. В то время как рамки эти гораздо шире. Вы же сами сказали, что заговор — всемирный, всеобщий… То есть география тоже искажена, причем ничуть не меньше, чем история. Вспомните! Вот вам с детства внушали совершенно нелепую мысль о существовании Атлантического океана…

Тут уже не только незнакомец, но и я вместе с ним приоткрываю рот и всматриваюсь с недоверием и тревогой в безукоризненно серьезное лицо Пети.

— Опять шутите?

— Опять не шучу.

— Я, между прочим, летел над ним однажды, — с уличающей улыбкой роняет собеседник. — Над Атлантическим океаном.

— Летели, согласен… Только вот над чем? Надо полагать, над бескрайними морскими просторами, так?.. И что? Там, внизу, на них было написано большими белыми буквами: «Атлантический океан»?

— Н-нет, но на картах-то…

— Карты подделаны.

— Кем?!

— Ну, естественно, географами.

Незнакомец смеется, однако смех его звучит несколько натянуто. Видно, что он из последних сил пытается сообразить, кто перед ним: шутник или сумасшедший.

Не удерживаюсь и вновь влезаю в беседу:

— А как же открытие Америки древними русичами? — задорно вопрошаю я. — Которое потом приписали викингам!..