Энтузиаст

Осенью сдаст часть экзаменов (дело пустое — в петлице его пиджака ленточка участника греческой кампании). Экзамены, конечно, самые легкие — сдаст частное право и французский — только для проформы. Для фронтовиков будут особые сессии — по два экзамена в каждой. Ну, а зимой, зимой он будет работать как вол. Осенью — диплом. Возможно, что в награду за диплом отец подарит ему машину. Тогда он отправится на охоту за утками в дельту реки По. Потом несколько недель на вилле под Виченцей, у приятеля, который столько раз приглашал его. С собой возьмет книги для самообразования. Ему нужно повысить свою культуру. Потом втянешься в работу, и разве будет время для чтения? На рождество он отправится в Кортина д’Ампеццо и встретит там Новый год. Не слишком ли много каникул? Нет, если учесть, что это последние каникулы в его жизни. Затем с того самого утра, когда он впервые пойдет на службу, и до последнего дня (ну к чему старику свобода?) останется только одно: работа. Что же касается карьеры, тут он еще ничего не решил. Самое логичное — пойти по отцовскому пути: Значит, банк. Но он хотел бы дела, связанного с социальными проблемами. В Италии многое должно измениться. Война показала это. Среди самих фашистов, которые должны служить примером, немало взяточников и разного рода карьеристов. Отец хоть и не говорит прямо, но дает понять, что и он так думает. Нет, политикой он заниматься не хочет. Политика — грязное дело. Он хотел заняться другим: нужно больше думать о народе, заботиться о его подлинном воспитании. Ему бы, например, хотелось устроить при доме «фашио» библиотеку, в которой рабочие могли бы по вечерам читать хорошие книги, либо же курсы по истории искусства или музыки с прослушиванием пластинок, а может, практические курсы, скажем, гигиена в быту или воспитание детей. Правящий класс должен лучше осознать свое назначение, быть менее замкнутым, менее эгоистичным. Впрочем, достаточно пожертвовать одним-двумя вечерами в неделю; вместо того чтоб идти в кино, можно заняться одним из этих культурных начинаний.

Когда он женится, будет труднее продолжать дело, если только его жена (а он желал бы этого) сама не пристрастится к социальным вопросам. В любом случае — никакого брака до двадцати восьми лет. Это самый подходящий возраст для женитьбы. Сначала нужно насладиться жизнью, создать себе положение, пусть даже скромное, потому что в первые годы после женитьбы лучше жить поскромней. Когда родителей не станет (этот печальный день неизбежно должен был наступить рано или поздно), он с женой и детьми (двумя, самое большее тремя) переедет в дом стариков. В жизни всегда хорошо начинать с малого, а затем добиваться лучшего…

До того увлекательны были эти возникавшие перед ним картины, что лейтенант Андреис и не заметил, как прошагал несколько часов сряду, останавливаясь лишь изредка, и то на самое короткое время, чтоб высвободить плечи из-под ремней, съесть несколько сушеных фиников, хлебнуть из фляги, — но мысль его не переставала работать во время этих передышек. Он даже не обратил внимания, что за последние два-три часа обогнал всего только один небольшой обоз, в то время как навстречу ему все чаще попадались до отказа нагруженные мулы и солдаты.

Так он добрался до небольшого поселка, откуда, следуя указаниям, полученным в Берате, должен был свернуть налево и по узкой горной тропе подняться на высоту в тысячу метров, туда, где был расположен штаб дивизии. Ему сказали, что в этом поселке он найдет еду и ночлег.

Местность казалась пустынной, лишь над домом, который был больше других, вился дымок. Опыт хождения по тыловым службам и, особенно, пережитое в Валоне подсказывали лейтенанту Андреису, что он не найдет здесь для себя ничего приятного: наглые сержанты и дневальные, офицеры, которым только и дела, что бабы да пораженческая болтовня, — словом, одно нытье, прокуренные комнаты и дурной запах.

Было без четверти пять. Еще не стемнело, а сил у него хоть отбавляй. Отсюда до штаба дивизии не больше двух часов ходьбы. К чему останавливаться? Чтобы испортить обретенное наконец хорошее настроение? И он решил идти дальше. Миновав домишки поселка и пройдя метров пятьдесят, он свернул на горную тропу, которая вела вверх по склону.

V

За несколько часов до этого по той же тропе поднимался солдат альпийской горнострелковой части Антонио Да Рин. Это был человек лет тридцати, с лицом красивым, говорившим о стойком характере; копна рыжих волос, усы цвета соломы, желтые глаза, зубы, которым позавидовал бы и волк, — сразу видно, и работник хороший, и выпить не дурак. Он тоже шагал один. За ним — по его собственным словам — вот уже сорок восемь часов по пятам ходит беда.