Теперь вся колонна греков шла вперед, те, кто был еще наверху, скользили вдоль склона, а те, кто уже находился на плоскогорье, стали взбираться на противоположный склон, догоняя итальянскую колонну. Минометы теперь открыли огонь по этой беспорядочно растянувшейся цепочке людей, которые медленно продвигались по снегу, ставшему совсем мягким под лучами солнца. Колонна распалась после первых же выстрелов. Лишь кое-кто из тех, кто ушел подальше, упорно продолжали взбираться на гору. Другие разбежались вдоль склона, стремясь выйти из зоны обстрела, уйти от опасности, надежно укрыться. Каждый, руководствуясь инстинктом самосохранения, искал себе спасения. Раненые оставались там, где их настигли пуля или осколки. Никто больше не считал ни раненых, ни убитых. Греки шли вверх, разбившись на три колонны. Солнце над ущельем стояло в зените. На взрыхленном снегу виднелись пятна — следы взрывов — и лежали трупы.
На плоскогорье спустились санитары с носилками и санями. Их вел лейтенант медицинской службы, молодой черноволосый грек атлетического сложения. Он осматривал раненых, чтоб решить, кого из них можно перенести, кого лучше оставить на месте. Греческий лейтенант наклонился над посиневшим и опухшим телом Пьетро Андреиса, покачал головой и хотел было идти дальше. Но затем, поколебавшись, остановился.
— Это фашистский офицер, — с презрением сказал по-гречески один из шедших с ним санитаров.
— Да нет, это только мальчик, — ответил греческий офицер. — Его еще можно спасти.