Энигмастер Мария Тимофеева

– Разумеется, мэм. Первым долгом вам следует поговорить с доктором Вишневским. Затем успокоить мистера Пермякова. По завершении хронологически последней вашей беседы, как мне показалось, он остался весьма удручен…

– По правде говоря, – говорит Маша с иронией, – это он должен меня успокаивать, а не я его. В конце концов, кто из нас двоих обречен на скорую и страшную гибель?

– В некоторых ситуациях, – философски замечает Мистер Паркер, – даже самые сильные мужчины обнаруживают сугубую мягкость характера в сравнении с женщинами. Верните своему коллеге утраченное душевное равновесие, и он вам же окажется не в пример более полезен.

Надежда трудностям назло
Нас держит каждый миг;
Она – спокойствия крыло
И свежих сил родник[13].

– Как вы умеете все красиво повернуть! – фыркает Маша.

– Житейский опыт, мэм, – робот отвешивает церемонный поклон.

2.

Апельсиновый джем парадоксальным образом изменяет Машино мировосприятие к лучшему. Должно быть, он напрямую влияет на количество эндорфинов в ее организме. Во всяком случае, она ощущает в себе острый дефицит общения. Даже если собеседником ее выступит Мухомор, он же доктор Отто Вишневский, Институт Пастера, проект «Экзодемия». Откуда, собственно, явился Инквизитор. Отличие состоит в том, что доктор Клэнси – теоретик, а доктор Вишневский давно и направленно специализируется на одном-единственном предмете. И этот предмет – кванн. Он же «Вирус Сатаны», он же «Мор Темной Материи», он же «Вселенская чума». Неизлечимый, неистребимый, неотвратимый убийца всего живого.

Мухомор – полная противоположность Инквизитору. Он худой, сутулый, на голове ни единого волоска, даже брови кажутся выщипанными, как у старинной модницы. Есть в нем что-то от бледного опасного гриба. И голос, как инъекция какой-то полезной, но весьма болезненной вакцины. Почему-то Маше сразу показалось, что от его ядовитых интонаций даже ко всему привычным насекомым не поздоровится. Отсюда и возник Мухомор… Не исключено, что с доктором Клэнси они заранее договорились о распределении ролей. Добрый доктор – злой доктор. Даром что один из них Инквизитор, а другой – Мухомор. Вопрос только в том, для каких целей заключен был договор. Может быть, чтобы Маше не было скучно?

На самом деле доктор Вишневский не злой. Просто он привык называть вещи своими именами. И ему плевать, как на это смотрит собеседник.

– Выглядите слишком хорошо для своего положения, – начинает Мухомор.

– Спасибо, – фыркает Маша.

– Есть две новости. Как водится, хорошая и плохая…

Не очень-то Маша доверяет его представлениям о качестве новостей. Скорее всего, одна новость плохая, а другая – попросту ни в какие ворота.

– Итак, для начала: это не кванн.

Мухомор ждет Машиной реакции, но ни девичьего визга, ни прыжков до потолка с швырянием подушек не происходит.

– Угумс, – сообщает Маша, сосредоточенно полируя ногти пилочкой. – Теперь я могу вернуться домой?

– По нашим предположениям, эта штука старше, чем кванн. Мы так ее и назвали: протокванн.

«Протокванн, – сердито думает Маша. – Звучит как простокваша. Только, в отличие от вкусного молочного продукта, совсем несъедобно».

– То есть я все равно умру?

– Возможно, я лишаю вас некоторых иллюзий, – сухо говорит доктор Вишневский. – Но я абсолютно уверен, что все мои пациенты умрут. Это неизбежно и, увы, не зависит от успеха предлагаемой терапии. Более того: не существует ни единого документального свидетельства, чтобы даже самому великому целителю, будь то Гиппократ, Парацельс или сам Эскулап, удалось избавить хотя бы одного пациента от смерти. Если это послужит вам утешением: доктора тоже смертны, хотя лично я считаю такое положение вещей несправедливым.

Лишив Машу на какое-то время способности пререкаться, доктор Вишневский разражается длинной лекцией. Наверное, он озадачен столь демонстративным равнодушием пациента к собственной судьбе. И ему хотелось бы довести до нерадивого собеседника всю глубину проблемы.

О кванне он готов рассуждать часами.

Вопрос в том, готова ли Маша всё это слушать.