Эмма

– Да, Фрэнк, позови ее. Сходи за мисс Бейтс, и скорее с этим покончим. Уверен, ей наш план понравится. Уж у нее-то следует поучиться, как справляться с трудностями. А то мы что-то совсем раскапризничались. Она ходячий пример того, как быть счастливым. Только приведи их обеих. Позови обеих.

– Обеих, сэр! Но сможет ли старушка…

– Да какая старушка! Нет, я о молодой особе. Фрэнк, ну какой болван приведет тетку без племянницы?

– А! Прошу прощения, сэр, я сразу и не понял. Разумеется, раз вы так желаете, то я постараюсь уговорить их обеих, – бросил он и тут же убежал.

Задолго до того, как он вернулся в сопровождении семенящей за ним маленькой опрятной тетушки и ее утонченной племянницы, миссис Уэстон, будучи женой хорошей и покладистой, изучила коридор еще раз и пришла к тому заключению, что все не так плохо, как ей показалось сначала, и так они и избавились от мук выбора. Все остальное, по крайней мере в теории, складывалось как нельзя удачнее. Все незначительные вопросы по поводу стола и стульев, света и музыки, чая и ужина решились сами либо были оставлены на суд миссис Уэстон и миссис Стоукс. Все приглашенные обязались прийти, а Фрэнк уже написал в Анском, что намеревается остаться еще на несколько дней сверх своих положенных двух недель, и отказа не ожидал. Вечер обещал быть восхитительным.

С этим радостно согласилась и мисс Бейтс. Разумеется, советы ее уже были не нужны, однако одобрение – вещь гораздо более безопасную – все встретили с удовольствием. Ее неиссякаемые и теплые похвалы всему в общем и в частностях не могли их не осчастливить, и еще полчаса вся компания ходила туда-сюда по комнатам: кто-то вносил новые предложения, кто-то просто слушал, и все они с радостью предвкушали грядущий вечер. Прежде чем они разошлись, герой вечера взял с Эммы обещание заполучить два первых танца, и она услышала, как мистер Уэстон прошептал своей супруге:

– Дорогая, он ее ангажировал. Да-да. Я так и знал!

Глава XII

Бал был спланирован лучшим образом, но Эмме для полного счастья не хватало одного – чтобы он состоялся прежде, чем истекут две недели, первоначально отведенные Фрэнку Черчиллю на его поездку в Суррей. Несмотря на полное спокойствие мистера Уэстона, она опасалась, что Черчилли не позволят племяннику задержаться даже на день сверх оговоренного срока. Однако выполнить такое пожелание было невозможно. Подготовить вечер они успевали только к началу третьей недели, и в течение следующих дней вынуждены были строить планы, все улаживать и надеяться, несмотря на риск – и, по мнению Эммы, риск значительный, – что все их старания окажутся потрачены впустую.

Хозяева Анскома, однако, оказались милостивы: они хоть и выразили свое неудовольствие принятым племянником решением, возражать не стали. Все складывалось удачно и благополучно, но, когда исчезает одна забота, ее место, по обыкновению, занимает другая, и покой Эммы, уверенной теперь в успехе бала, стало нарушать вызывающее безразличие к нему мистера Найтли. То ли потому, что он сам не танцевал, то ли из-за того, что с ним обо всем деле не посоветовались, но мистер Найтли, казалось, твердо решил, что предстоящее событие его не интересует и что выказывать какое-либо любопытство в настоящем или удовольствие от бала в будущем он не собирается. Сообщив ему о планах, Эмма услышала в ответ лишь:

– Ну что ж. Раз Уэстоны готовы взвалить на себя столько хлопот ради нескольких часов шумных развлечений, то я возражать не вправе, хотя для меня ничего веселого в этом нет… О да! Я обязан быть там, отказать я не мог. Постараюсь не заснуть, хотя я, признаться, лучше бы остался дома и просмотрел недельный отчет Уильяма Ларкинса… Тоже мне, удовольствие – смотреть на танцующих! Нет, это явно не для меня. Я никогда на танцы не смотрю. И даже не знаю тех, кому бы это понравилось. Полагаю, для хорошего танцора награда – сам танец. А те, кто стоят в стороне, обычно не наблюдают, а думают о чем-то совершенно другом.

Эмма поняла, что это косвенный упрек в ее сторону, и рассердилась. Ни безразличие, ни возмущение мистера Найтли невозможно было объяснить каким-то особенным чувством по отношению к Джейн Фэрфакс, потому что та восприняла новость с удивительным воодушевлением. Она оживилась и искренне порадовалась, воскликнув:

– Ах, мисс Вудхаус! Надеюсь, ничто не помешает балу. Это было бы просто ужасно! Признаюсь, я буду ждать его с большим нетерпением.

Стало быть, не из желания угодить Джейн Фэрфакс мистер Найтли предпочел бы общество Уильяма Ларкинса. Нет! Эмма все больше и больше убеждалась, что миссис Уэстон грубо ошиблась. Разумеется, ему были не чужды дружеские чувства и сострадание, но то была никак не любовь.