Эмма

Но сама мысль о том, что кто-то бросится делать что-то сию же минуту, не только не успокоила, но и взволновала мистера Вудхауса еще больше. Дамы лучше знали, как с ним справиться. Пускай мистер Уэстон не суетится и не переживает: времени, чтобы все спокойно устроить, предостаточно.

От таких заверений мистер Вудхаус быстро пришел в себя и заговорил как обычно:

– Буду очень рад увидеть миссис Годдард, я о ней самого высокого мнения. Эмма, милая, напиши ей пару строк с приглашением, а Джеймс эту записку доставит. Но первым делом необходимо дать ответ миссис Коул. Голубушка, передай как-нибудь повежливее мои извинения. Скажи, что я так слаб здоровьем, что никуда не хожу, и потому вынужден отклонить их приглашение. Начни, разумеется, с благодарностей. Но ты такая умница, что сама все знаешь. Учить тебя незачем. Нужно не забыть предупредить Джеймса, что во вторник понадобится экипаж. С ним тебя отправлять не страшно. Правда, мы в тех местах всего раз бывали после того, как они сделали новую подъездную дорогу, но не сомневаюсь, что Джеймс доставит тебя в целости и сохранности. А когда приедете, не забудь сказать ему, во сколько за тобой вернуться, допоздна не сиди. Тебе долго сидеть не понравится. Уже после чая устанешь.

– Папа, но вы же не хотите, чтобы я ушла до того, как устану?

– Нет-нет, милая, что ты. Но ты устанешь очень быстро. Там будет столько людей, и все они станут говорить разом. Тебе не понравится шум.

– Но сэр, – воскликнул мистер Уэстон, – если Эмма уедет рано, вечер будет испорчен!

– И ничего страшного, – ответил мистер Вудхаус. – Чем раньше заканчиваются вечера, тем лучше.

– Но вы только представьте, что подумают Коулы. Уйдя сразу после чая, Эмма может нанести им обиду. Они люди незлобивые, не капризные, однако наверняка поймут, что ничего хорошего в том, что гость уходит рано, нет, тем более когда этот гость не кто-нибудь, а сама мисс Вудхаус. Сэр, я знаю, что вы не хотели бы расстроить или оскорбить Коулов, людей славных и добродушных. К тому же они вот уже десять лет как ваши соседи.

– Нет, мистер Уэстон, что вы! Как хорошо, что вы мне на это указали. Я ни в коем случае не хотел бы их обидеть. Я знаю, какие они достойные люди. Перри мне рассказывал, что мистер Коул даже пива в рот не берет. По нему не скажешь, но он страдает от разлития желчи – бедный мистер Коул! Нет-нет, ни в коем случае не будем их так оскорблять. Эмма, голубушка, надо все это принять во внимание. Лучше задержись там чуть дольше, чем тебе хотелось бы, не будем обижать мистера и миссис Коул. Даже если ты устанешь, ничего страшного. Ты ведь будешь там среди друзей, так что все будет в порядке.

– Да, папа. За себя я не боюсь и без раздумий просидела бы в гостях допоздна вместе с миссис Уэстон, если бы не беспокоилась за вас. Я знаю, что миссис Годдард отлично скрасит ваш вечер, она, как вы знаете, большая любительница пикета. Но боюсь, что когда она отправится домой, вы решите сидеть здесь в одиночестве и ждать меня вместо того, чтобы отправиться в кровать в привычное время. Мысль об этом совершенно лишит меня покоя. Пообещайте, что не будете меня дожидаться.

Мистер Вудхаус дал Эмме нужное обещание на том условии, что и она ему кое-что пообещает: если она замерзнет по дороге домой, то по возвращении сразу же хорошенько согреется, а если проголодается, то непременно возьмет что-нибудь поесть, и пускай ее горничная ее дождется, а Сэрль и дворецкий, как всегда, проследят, что все в доме в полном порядке.

Глава VIII

Фрэнк Черчилль вернулся, однако успел ли он, как обещался, к обеду, осталось для Хартфилда тайной, поскольку миссис Уэстон так хотелось, чтобы он непременно полюбился мистеру Вудхаусу, что она скрывала от них все его прегрешения, которые только возможно было скрыть.

Он вернулся подстриженный, весело подшучивал сам над собой и, казалось, совсем не стыдился своей выходки. Он не жалел ни о стрижке, ведь ему не нужно было прятать за волосами смущение, ни о потраченных деньгах, ведь он и без них находился в прекрасном расположении духа. Фрэнк Черчилль был, как всегда, непринужден и весел, и при его виде Эмме в голову пришла такая мораль: «Не знаю, должно ли так быть, но почему-то всякие глупости перестают казаться глупостями, когда их совершают люди здравомыслящие и безо всякого стыда. Злая выходка всегда останется злой, но не всякая безрассудная блажь столь уж безрассудна… Все зависит от того, как о ней говорит тот, кому она пришла в голову. Нет, мистер Найтли, вы не правы. Никакой он не праздный болван. А иначе вел бы себя совсем по-другому: либо гордился своим подвигом, либо стыдился его. Он бы либо хвастался, как самодовольный франт, либо увиливал, не в силах оправдать собственное тщеславие… Нет, я уверена, его никак нельзя счесть ни глупым, ни праздным».