Эмма

– Охотно верю! Однако я, простак, увидел только, что мисс Фэрфакс едва не упала за борт, а мистер Диксон ее подхватил… Все случилось мгновенно. По правде сказать, мы все были ужасно потрясены и взволнованы случившимся – прошло, наверное, полчаса, прежде чем кто-то вновь вздохнул спокойно… Однако за общим беспокойством нельзя было различить чьей-то особенной заботы. Но не смею утверждать, что у вас бы не возникли подозрения.

Тут их беседу прервали. Наступила долгая и неловкая перемена блюд, и они были вынуждены вместе со всеми принять чинный и церемонный вид. Едва стол вновь накрыли, все тарелки расставили по своим местам, а в воздухе воцарилась прежняя непринужденность, Эмма сказала:

– Фортепиано не оставило во мне сомнений. Мне не хватало совсем немного до полной уверенности. Поверьте, вскоре мы услышим, что подарок от мистера и миссис Диксон.

– А если Диксоны станут отпираться, значит, от Кэмпбеллов.

– Нет, я уверена, что это Диксоны. Мисс Фэрфакс знает, что Кэмпбеллы тут ни при чем, а иначе не гадала бы и назвала их сразу. Возможно, вас я не убедила, но сама ничуть не сомневаюсь, что в деле замешан мистер Диксон.

– Право же, ваши слова меня ранят. Разве могли вы меня не убедить? Я полностью полагаюсь на ваше суждение. Сначала, когда мне казалось, что вы считаете дарителем мистера Кэмпбелла, я видел в этом поступке лишь отеческую заботу – самую естественную вещь на свете. Но когда вы упомянули миссис Диксон, я осознал, что подарок больше похож на проявление теплой женской дружбы. Теперь же я совершенно убежден, что это не что иное, как проявление любви.

Продолжать беседу на ту же тему было незачем. У Фрэнка Черчилля и впрямь был вполне убежденный вид. Эмма завела разговор о другом, и так прошел остаток ужина: подали десерт, привели и представили детей, восхищение которыми тут же заняло часть обыкновенных светских разговоров, говорились в равной степени вещи и умные, и совершенно глупые – словом, все то же, что и всегда: скучные повторы уже проговоренных слов, старые новости и неудачные шутки.

После ужина дамы перешли в гостиную, и вскоре к ним стали понемногу присоединяться новоприбывшие гостьи. Эмма увидела свою милую маленькую приятельницу. Хотя Харриет не хватало ни благородства, ни грации, Эмма, как всегда, с удовольствием отметила ее кроткий цветущий вид и безыскусные манеры и всем сердцем порадовалась, что легкий, веселый и не склонный к унынию нрав ее подруги уберег ее в этот вечер от мук неразделенной любви и позволил найти утешение в развлечениях. Кто при взгляде на нее мог сказать, сколько слез было пролито за последнее время? Принарядиться, прийти в приятное общество, посмотреть, как нарядно одеты другие, молча улыбаться и красиво выглядеть – вот и все, что сейчас ей нужно было для счастья. Конечно, Джейн Фэрфакс и выглядела, и двигалась изящнее, однако, как подозревала Эмма, наверняка предпочла бы поменяться с Харриет местами и пускай даже страдать от неразделенной любви и даже к такому, как мистер Элтон, но сбросить с плеч груз сладостно опасного осознания, что она любима мужем подруги.

При столь многочисленном обществе Эмма могла к ней не подходить. Ей совершенно не хотелось говорить о фортепиано. Она понимала, что, зная его тайну, не сможет искренне изображать подобающие любопытство и заинтересованность, а потому намеренно избегала разговоров с Джейн Фэрфакс. Тем не менее другие немедленно подошли именно к ней, и Эмма заметила стыдливый румянец, с которым мисс Фэрфакс принимала поздравления и называла имя своего «замечательного друга полковника Кэмпбелла».

Больше всего фортепиано заинтересовало миссис Уэстон, женщину добросердечную и музыкально одаренную. Эмму не могло не позабавить, с каким упорством ее подруга выпытывала всяческие подробности, расспрашивая про звук, клавиши и педали, совершенно не подозревая, что на лице прекрасной героини обстоятельств явственно читается желание переменить предмет разговора.

Вскоре к ним стали присоединяться джентльмены, самым первым вышел бесподобный Фрэнк Черчилль. Мимоходом засвидетельствовав свое почтение мисс Бейтс и ее племяннице, он сразу же проследовал в противоположный угол комнаты, туда, где сидела мисс Вудхаус, и сел сам, только когда смог найти место рядом с ней. Эмма догадывалась, что сейчас думают остальные. Она предмет его особого внимания, и все это видят. Эмма представила его своей подруге мисс Смит и, улучив момент, расспросила, что они думают друг о друге. Он никогда не видел столь милого личика и остался в восторге от ее простодушия. Мисс Смит же заметила, что было в нем что-то от мистера Элтона, хоть и засомневалась, не слишком ли это большой комплимент. Эмма молча отвернулась от подруги, сдерживая негодование.