Эльф из Преисподней. Том 2

— В тебе заключена божественная мощь, и эта мощь может прогнуть правила, установленные Людвигом. Не изменить их, не переписать, но подправить. Математическая загадка останется математической, но её можно будет… передвинуть. И вот для того, чтобы она передвинулась, и требуется твоё участие. Ты должна уговорить защиту Людвига поверить, что она всегда была другой. Понимаешь?

— В этом нет ничего сложного, — сказала Эллеферия. Её контур задрожал, выдавая неуверенность богини, — Но я не сильна в математике. И не могу представить никакой задачки, которая будет одновременно проста и покажется подходящей магическим печатям.

— С этим помогут. Главное, чтобы ты уловила направление, — заверил её я и отправился выкладывать план остальным.

Спустя полчаса разбирательств (датура ещё не до конца выветрилась из сознаний) вокруг Эллеферии собрались Пётр, Кана и Ванда. Как выяснилось, ни Лютиэна, ни Фаниэль не питали никакого интереса к математике, а у русских она входила в общеобразовательную программу младшей и средней школы.

Взявшись за руки, люди закрыли глаза. Эллеферия подняла подбородок, прислушиваясь к смеси молитвы и теорем, которой её пичкали. Постепенно пространство вокруг неё исказилось.

Со своей стороны я делал всё возможное, чтобы она преуспела. Направляя богиню там, где она оступалась, параллельно я писал историю её успеха. Уже знакомая революционная взвесь, породившая Эллеферию, хлынула к моей сущности. Надежда, ранее сжигавшая демоническое естество, поглощалась осколком ангела. Но я старался не впитывать силы богини, ограничиваясь ролью ментора.

Это было сложно, ведь сам я не мог влиять на реальность так, как это делали боги.

Раньше не мог.

Пока во мне не поселился паразит.

Но даже с ним большая часть моих знаний была теорией, рождённой из наблюдения за действиями многих богов.

От напряжения хотелось завыть.

При других обстоятельствах соприкосновение с Эллеферией подарило бы мне наслаждение, но сейчас это была утомительная, кропотливая работа.

И лишь когда зазвучала песнь изменяющейся реальности, я позволил себе расслабиться.

Измотанная Эллеферия упала на колени. Я помог ей подняться, ощущая, как истаивает её призрачная плоть. Богиня потратила слишком много усилий на перестройку кусочка бытия. Если бы я не наказал тётушке, Анне и сестре молиться и верить в её успех, быть может, она бы свалилась без сознания в середине пути.

Я погладил Эллеферию по щеке, вознаграждая за усилия. Она бросила на меня взгляд, которым можно было бы назвать сердитым, если бы в нём не сквозила не крайняя степень усталости. Богиня исчезла.

Мои заигрывания не осталось незамеченным. Лютиэна пригрозила мне кулаком. Её ревность напитала меня.

Я ведь вложил немалую часть себя в это. Мою суть подёргивало болезненными судорогами.

Главное, что усилия не пропали втуне.

Окружавшее нас ничто переменилось.

Лента цифр и букв вспыхнула. Чернила испарялись, и дым сконденсировался на условной земле в виде трёх прямоугольников, каждый из которых касался двумя вершинами соседей.

— Чудесно, — протянул я, — Теперь всё стало куда понятнее.

Люди не обратили на моё заявление внимания. Первым высказался Пётр. Он склонил голову набок и сказал:

— Это же… Пифагоровы штаны во все стороны равны!

— Верно, — донёсся сверху голос. Я задрал голову и увидел Антошку, парящего над нами, — Жулики, — сказал он, — ленивые жулики, — И заливисто рассмеялся, — Так держать!

От избытка чувств он взмахнул лопатой.

— Честно говоря, — сказал Пётр, — я помню про штаны, а вот доказательства теоремы Пифагора — не помню совсем.

Наступила неловка пауза. Ни эльфы, ни Анна не могли похвастать даже минимальными знаниями в области математики. Я всегда пренебрегал попытками смертных познать природу инструментами, изначально ограниченными их примитивным сознанием, и оттого тоже находился в тупике. Ванда начала было что-то выводить пальцем в пустоте, но быстро бросила эту затею.

— Я могу попробовать, — застенчиво сказала Кана, когда группа стала погружаться в отчаяние. Обычно я против отчаяния ничего не имел, но в этой ситуации, хоть оно и питало меня, к решению проблемы не подводило.

Она приблизилась к геометрической фигуре. В её чернильных пальцах возникла ручка. Ею девушка прочертила прямую из угла к одной стороне треугольника, образуемого соприкасающимися прямоугольниками.

— Проведём высоту из вершины на гипотенузу, — зашептала она больше для себя, чем для нас, — Этот угол общий, эти углы равны девяноста градусам… Получившиеся треугольники подобны. То же справедливо для вот этих треугольников. Из подобия треугольников получается равенство соотношений… Возведём в степень… Преобразуем формулы… Готово.

И Кана вывела окончательный результат.

Прямоугольники ожили. Их чернильный контур перетёк в изображение огромного треугольника.

— Я же доказала теорему! Что ещё нужно?! — возмутилась Кана, от негодования позабыв про страх.

— Пройди по сторонам, — посоветовал Антошка сверху. Он лежал в пустоте, закинув ногу на ногу, и помахивал лопатой, как волшебной палочкой.