— Прекрати дразнить Петра, — сказал я твёрдо, — Ты знаешь, что причиняешь ему боль неопределённостью, и чем дольше это продлится, тем хуже окажется похмелье, которое придёт на смену влюблённости. Он не перестанет верить в тебя, если ты ему откажешь. А даже если перестанет — ты уже не в темнице и не вернёшься туда. Ты не исчезнешь. Не цепляйся к его напрасным надеждам. Не приковывай его к себе лишь потому, что боишься одиночества. Поступая так, ты вредишь свободе Петра, а значит, предаёшь своё естество. Так ты никогда не сумеешь вернуться к жизни. Это мой первый урок: не иди наперекор тому, что породило тебя.
Эллеферия промолчала, опустив взгляд.
Осторожно высвободилась — я не мешал.
Погладила кисть, будто втирала в неё фантом прикосновения.
— Я бы и сама догадалась до этого.
— Когда-нибудь, — согласился я, — Когда-нибудь ты научишься использовать смертных, не впадая в зависимость от них. Пройдёшь по тернистой тропе, которой идут все боги, — или окончательно исчезнешь в процессе.
— С каждой такой репликой в тебе всё меньше от эльфа.
— Сомневаюсь, что на свете отыщется хоть один эльф, способный обучить богиню.
— Даже не отрицаешь… — Она вдруг схватила меня за щёку, потянула, точно рассчитывала стянуть кожу и увидеть, кто же на самом деле стоял перед ней.
Я дал ей пощипать меня пару мгновений, прежде чем отстранился. Чем скорее Эллеферия привыкнет к телесному контакту, тем лучше. Это пойдёт на пользу и её воскрешению, и моим личным целям.
— Мы договорились?
Эллеферия не желала признавать поражения. Однако оно таилось в её прищуре, выдавало себя в закушенной нижней губе и паузе перед ответом:
— Ты узнаешь.
Кивнув, я прошёл мимо неё и вручил брошку Петру.
В скором времени его ждёт серьёзный разговор, а меня — формальное признание как наставника.
С этим разобрались. На очереди — визит к Анне.
Глава 18
Новый день принёс новые сюрпризы.
Во-первых, едва позволив телу пробудиться, я почувствовал, что у меня что-то не так с головой. Нет, не с её наполнением, ибо разум мой был чист и светел, как и всегда.
А вот причёске досталось.
Гадать о том, кто заплёл мои волосы в тысячи косичек, долго не пришлось. Ехидное хихиканье пикси, оценившей результаты своих неправедных трудов, улетело вслед за самой феей в коридор, куда я выскочил, чтобы поймать мерзавку.
До чего злопамятное создание! Всего-то отверг её пьяные поползновение, и вот результат. Волосы напоминали дремучую чащу, с которой не справилась бы ни одна расчёска.
Во-вторых, Лютиэне кошмарная причёска понравилась, и сестра отказалась распутать её для меня. Зато она вволю позабавилась, теребя мои кудри, пока я с тоской разглядывал себя в зеркале. И утешительный поцелуй в щёку от неё ни капли не помог разобраться с напастью.
К сожалению,
Хорошо, что хотя бы Фаниэль никуда не умотала. Болтовня с ней немного отвлекала.
Ах, если бы у меня не было важных дел, то я бы попросту махнул рукой на приведение себя в порядок. Однако нельзя совершать важные визиты с птичьим гнездом на макушке: тебя не будут воспринимать всерьёз.
Когда я кое-как привёл себя в порядок, то безуспешно порыскал по комнатам в надежде поймать Дженни и преподать ей урок. Увы, джунгли тётушкиных апартаментов надёжно скрыли в себе крошечную фею.
Потому я наскоро позавтракал, наказал Лютиэне убрать весь сахар и ни в коем случае не выдавать его Дженни, сопроводил поручение солидной стопкой даларов на безделицы (другую пачку заблаговременно кинул под кровать) и выбрался на улицы Эльфятника. За мной по воздуху неспешно плыл пузатый чемодан.
Накрапывал редкий противный дождь, и это подмачивало и без того отнюдь не радужное настроение. Я мельком подумал, что стоило бы вернуться, напоследок обнять
Лучше так, чем метаться туда-сюда, впустую растрачивая силы на то, чтобы отгонять дождевые капли.
— В Увер-Тьюр, — бросил я, усевшись на переднее сидение. Чемодан вплыл следом, аккуратно приземлившись на колени.
Водитель, приметивший мои заострённые уши, был предельно вежлив и молчалив, но от удивлённых взоров, бросаемых украдкой, удержаться не смог. Видимо, местные эльфы редко пользовались общественным транспортом. В самом деле, они же все до одного принадлежали к высшему классу; вспомнился Ардовен с его личным шофёром.
Выходило, что я выделялся среди родичей предельным аскетизмом. Мысль одновременно щекотала самодовольство и была неуютна: может, стоило жить на широкую ногу?