Эльф из Преисподней. Том 2

Я протянул к ней руку и…

— Чем это вы тут занимаетесь?!

Глава 17

А ведь я закрыл за собой дверь.

Закрытая дверь — священный символ, показывающий, что разумные требуют, чтобы их оставили в покое.

Во что превратилась бы жизнь, если бы каждый недоумок ломился к тем, кто хочет отдохнуть, несмотря на их открытые протесты?

Это низко и вульгарно. Лично я бы ни за что так не поступил.

И не стоит вспоминать события получасовой давности. Что было в прошлом, в нём и должно остаться. И вообще, если все начнут поступать, как демоны, во что превратится материальный план? Правильно, в сущий балаган.

Итак, в проёме, распахнув дверь, которую я точно закрывал (но запирал ли?), стояла Лютиэна. Её привлекли наши голоса — как ни крути, а душевая плохо подходит для повседневного трёпа. На ум сразу приходят разные сценарии, ничего общего с реальностью не имеющие.

Ревность читалась в зло сведённых бровях сестры, в её приоткрытом ротике — не то для крика, не то для подходящего заклятья, которое взорвёт половину комнаты. И что самое печальное, для гнева не было ровным счётом никаких причин!

Сказать по правде, появление Лютиэны скорее спасло Фаниэль, чем нарушило покой тайного любовного гнёздышка. Возможно, сестра только что предотвратила трагедию, объяснить которую было бы крайне тяжело.

И что лучше, оно напомнило мне, что я, в сущности, милостивый демон и могу оставить тайны тётушки в покое.

Увы, очаровательная вещь не понимала глубины моего добросердечия. Она наверняка прокручивала в мозгу сюжет, что однажды был сыгран в душевой Петроградской академии. За тем исключением, что её место заняла Фаниэль.

К своей чести, доселе я ни разу не попадал в такие нелепые обстоятельства. Обычно окружающие видели, что имеют дело с демоном. Оттого моё взаимодействие со смертными ограничивалось верёвками из страха, боли, зависти и жадности, которыми я прочно приковывал их к себе.

Понимать, что меня ревнуют, было освежающим опытом.

А теперь нужно найти выход из положения.

Оправдываться? Нет, какая чушь! Оправдываясь, ты показываешь, что виновен, и отдаёшь себя на милость разоблачителя.

— Ты опоздала, — строго сказал я, — мы уже закончили мыться.

И добавил мягкости в голос.

— Но если поторопишься, то я потру спину и тебе.

Так-то лучше. Ничего плохого не произошло, обыкновенная сцена, иллюстрирующая семейную идиллию — тётя и племянник помогают друг другу избавиться от дневной грязи.

И ведь это было правдой. Ну, не полной, поскольку я пытался вытащить из Фаниэль нужные сведения. Однако это никак не касалось романтического аспекта.

— Как будто я тебе поверю, — горько сказала Лютиэна.

— Это может прозвучать нелепо, но он прав. Мы просто потёрли друг другу спины. Клянусь Перводревом, больше ничего. И мы ничего не планировали, — поддержала меня Фаниэль.

Её свидетельство пришлось как никогда вовремя. Сестра уже замахивалась чем-то грозным. Я был бы вынужден отбиваться. Возможно, снова отшлёпал бы её. Это превратило бы происходящее в ещё больший цирк, и на этот раз Лютиэна вряд ли простила бы меня так легко, как в прошлый.

Сестра замерла. Задумчиво закусила губу. Тряхнула чёлкой.

— Хорошо. Тебе я верю.

— А мне, выходит, нет. В самое сердце! — воскликнул я, схватившись за грудь.

В меня перекрестьем вонзились два скептических взгляда.

Разве заслужил я подобное обращение?

Ведь они даже не подозревали, что эмоции Лютиэны питают меня, а значит, не осознавали, что вся ситуация сложилась в мою пользу.

Но играть с чувствами сестры долго я не собирался — душевная стабильность вещи означала, что с ней проще сладить. А это влекло более лёгкую управляемость. Вот и всё.

Нет смысла ломать добрую волю смертного, который и так подчиняется тебе — пусть он и рассуждает при этом о таких понятиях, как долг, верность или любовь. Для меня они — лишь средства контроля.

Где-то глубоко в моей сути запульсировал осколок ангела. Я не поддался на его провокации. Ему не переиначить меня. Даже если я каким-то невероятным образом оказался способен на впитывание положительных эмоций, это не означало, что я научусь им.

Верно? Верно.

Нет ничего глупее, чем привязываться к смертным игрушкам. Они ведь рано или поздно умрут.

Так что мной вовсе не руководила забота о Лютиэне. Смехотворное предположение! Она была эрзац-вещью, тем её роль и ограничивалась. Не большим и не меньшим.

Хоть её присутствие и дарило радость, она…

Я оборвал неожиданно сумбурный поток мыслей. Он никуда не вёл.

Я — это я. Не мысль бога, не эльф и не носитель клейма Ткачей.

Я — высший демон.

Никогда прежде я не испытывал сомнений в себе, и сейчас им точно так же не место в моей сущности.

После внезапного сеанса самоанализа я вернулся к эльфийкам. Оказалось, Фаниэль уговорила Лютиэну присоединиться. Та неспешно раздевалась, рассказывая, что посетила сегодня с Петром и Каной Музей Соломона. Он располагался в самом центре Йорка и мог похвастаться одной из крупнейших коллекций магического искусства в Америке.