Эльф из Преисподней. Том 2

Вопрос поставил его в тупик. Он вскинул брови, моргнул, скрывая неуверенность.

— Они интересуют всех. И я… просто знаю, что тоже их хочешь. Такое вот смутная, не основанная ни на чём уверенность. Можешь назвать её интуицией или догадкой сумасшедшего.

А Евсей, похоже, и не подозревает, что его ведут. Странные призраки не являлись к нему вживую, однако нашёптывали подсказки — или приказы, или указания — и следили, чтобы он не сбился с курса. Как овца, которую подгоняет обученный пёс.

Предположим, что я действительно подумывал о том, чтобы разжиться средствами. Означало ли это, что я согласен поработать на богов — сразу после того, как ангел самого могущественного из них что-то сделал с моей сущностью?

Я прислушался к себе и убедился в том, что мою волю они не прогнули. Будь иначе, почувствуй я манипуляцию, набросился бы на них и порвал бы, невзирая на откат.

Очень уж утомили игры втёмную.

Отказаться же от выгодного краткосрочного союза было куда сложнее.

От союза — и от выражения лица мужчины, когда тот поймёт, что его использовали те, кого он призвал.

— Допустим, я тебя выслушаю, — кивнул я и вновь развалился на скамейке.

История Евсея мало чем выделялась среди сонма похожих историй смертных. Родился он на юге Балканского полуострова (я не уточнял, где это) в многодетной семье, проживавшей на территории маленького государства. В государстве между собой боролись голод, преступность и миротворческие силы ближайших стран, грабивших то, что не успели разворовать многочисленные правительства этой дикой земли.

К десяти годам Евсей потерял трёх братьев, к четырнадцати — ещё двух, единственную сестру и отца. К девятнадцати они остались втроём: Евсей, его мать и младший брат, Орест. Мысля рационально, этот расклад можно было счесть удачей, так как родители Евсея и Ореста из кожи вон лезли, чтобы накопить хоть какие-то деньги для побега к сытым соседям. На гигантскую семью их бы не хватило. На маленькую, впрочем, тоже, но шансы значительно возрастали.

Само собой, Евсей и Орест не чурались любой работы, которая принесла бы им деньги. Означало это, что они проворачивали такие дела и участвовали в таких схемах, от которых жителя стабильного государства вывернуло бы наизнанку. Мало-помалу сумма росла, а с ней росли и перспективы. Иногда, собравшись все вместе, они мечтали, как уедут далеко-далеко, купят рыболовное судно и начнут маленькое семейное дело.

Пока Орест не сунулся туда, куда соваться не следовало. Нет, не так: пока он не попался, чудом переведя стрелки на брата.

Узнал об этом Евсей, когда его подстерегли неизвестные. А узнав и уйдя от погони — рванул к матери, чтобы увести её из-под удара.

Мне эта подробность показалась сомнительной, особенно когда я узнал, что заработанные деньги братья хранили именно у неё вместе со сбережениями отца. Может быть, Евсеем двигала совсем не любовь к родителю. Но человеческий разум любит обелять мотивы своих поступков, а копаться в чужом грязном белье я не собирался.

И без того становилось скучновато. Дженни даже захрапела на моём плече, сморённая сахаром и неторопливым повествованием.

Когда Евсей добрался до дома, то обнаружил, что тайник разграблен, а мать убита. Притом убита возле тайника, словно бы загораживала его собой, и следов борьбы в комнате не обнаружилось.

Это ещё не говорило в пользу того, что накопления украл Орест. А вот то, что он в спешке покинул страну, соря деньгами направо и налево, чтобы раздобыть фальшивые документы, было куда подозрительнее. Об этом Евсей узнал по своим каналам.

Следующие десятилетия он посвятил тому, чтобы выбраться из догорающей страны и выследить Ореста. Однажды у него даже получилось нагнать его — встреча окончилась потерей пальца для брата и дыркой в лёгком для Евсея.

Валяясь в медикаментозном бреду, он впервые услышал голоса, которые звали его. Они пообещали ему поддержку, ибо их восхитила его целеустремлённость, его жажда мести, пылавшая в нём не меньше, чем начавшееся заражение крови.

Евсей выздоровел, но о голосах не забыл. Многие списали бы их на бред, но он вырос в стране, где раньше поклонялись целому пантеону богов, порой бесцеремонно влезавших в жизнь смертных. Более того, сам он был суеверен — последствие участия в войне всех против всех. На войне атеизм или даже скептицизм долго не живёт; до первой пули, остановленной иконой, до первого удара клинка, который пришёлся на счастливый амулет.

Шёпот во снах привёл его в Америку, по прериям которой он блуждал не один год. А когда остановился в Манхэттене, то поиски его закончились. Орест обосновался здесь, в вольном городе Триумвирата, обзавёлся легальным бизнесом — парой рыболовных шхун — и его нелегальным близнецом.

Под ним ходили лощёные парни, ещё вчера грабившие других тертов. Орест нашёл покровителя среди эльфов, ведь без Маат’Лаэде открыть в Манхэттене своё дело было нельзя. Вряд ли этот контроль проистекал из потребности в деньгах, скорее, эльфам просто нравилось чувствовать себя хозяевами. Напоминание о том, что они главные, грело им душу.