Элегии и малые поэмы

        Это тверди про себя — и озлобятся все твои чувства.

        Это тверди — и взрастет в сердце твоем неприязнь.

        Тем скорее себя убедишь, чем речистее будешь —

310 А красноречью тебя выучит мука твоя.

        Было со мною и так: не умел разлюбить я красотку,

        Хоть понимал хорошо пагубу этой любви.

        Как Подалирий больной, себе подбирал я лекарства,

        Ибо, стыдно сказать, врач исцелиться не мог.

315 Тут-то меня и спасло исчисленье ее недостатков —

        Средство такое не раз было полезней всего.

        Я говорил: «У подруги моей некрасивые ноги!»

        (Если же правду сказать, были они хороши.)

        Я говорил: «У подруги моей неизящные руки!»

320 (Если же правду сказать, были и руки стройны.)

        «Ростом она коротка!» (А была она славного роста.)

        «Слишком до денег жадна!» (Тут-то любви и конец!)

        Всюду хорошее смежно с худым, а от этого часто

        И безупречная вещь может упреки навлечь.

325 Женские можешь достоинства ты обратить в недостатки

        И осудить, покривив самую малость душой.

        Полную женщину толстой зови, а смуглую — черной,

        Если стройна — попрекни лишней ее худобой,

        Если она не тупица, назвать ее можно нахалкой,

330 Если пряма и проста — можно тупицей назвать.

        Больше того: коли ей отказала в каком-то уменье

        Матерь-природа, — проси это уменье явить.

        Пусть она песню споет, коли нет у ней голоса в горле.

        Пусть она в пляску пойдет, если не гнется рука;

335 Выговор слыша дурной, говори с нею чаще и чаще;

        Коль не в ладу со струной — лиру ей в руки подай;

        Если походка плоха — пускай тебя тешит ходьбою;

        Если сосок во всю грудь — грудь посоветуй открыть;

        Ежели зубы торчат — болтай о смешном и веселом,

340 Если краснеют глаза — скорбное ей расскажи.

        Очень бывает полезно застичь владычицу сердца

        В ранний утренний час, до наведенья красы.

        Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья:

        Женщина в зрелище их — самая малая часть,

345 Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь?

        Так нам отводит глаза видом богатства Амур.

        Вот и приди, не сказавшись: застигнешь ее безоружной,

        Все некрасивое в ней разом всплывет напоказ.

        Впрочем, этот совет надлежит применять с осмотреньем:

350 Часто краса без прикрас даже бывает милей.

        Не пропусти и часов, когда она вся в притираньях:

        Смело пред ней появись, стыд и стесненье забыв,

        Сколько кувшинчиков тут, и горшочков, и пестрых вещичек,

        Сколько тут жира с лица каплет на теплую грудь!

355 Запахом это добро подобно Финеевой снеди:[288]

        Мне от такого подчас трудно сдержать тошноту.

        Дальше я должен сказать, как и в лучшую пору Венеры

        Может быть обращен в бегство опасный Амур.

        Многое стыд не велит говорить; но ты, мой читатель,

360 Тонким уловишь умом больше, чем скажут слова.

        Нынче ведь строгие судьи нашлись на мои сочиненья,

        Слишком проказлива им кажется Муза моя.

        Пусть, однако, они бранят и одно и другое —

        Лишь бы читались стихи, лишь бы их пели везде!

365 Зависть умела хулить и великого гений Гомера —

        Чем, как не этим, себя некий прославил Зоил?[289]

        Да и твою святотатный язык порочил поэму,

        Ты, кто из Трои привел к нам побежденных богов.

        Вихри по высям летят, бьют молнии в вышние горы —

370 Так и хулитель хуле ищет высокую цель.

        Ты же, кому не по вкусу пришлось легкомыслие наше,

        Кто бы ты ни был, прошу: мерку по вещи бери.

        Битвам великой войны хороши меонийские стопы,

        Но для любовных затей место найдется ли в них?

375 Звучен трагедии гром: для страсти потребны котурны,

        А заурядным вещам впору комический сокк.[290]

        Чтоб нападать на врага, хороши воспаленные ямбы

        С ровно бегущей стопой или хромые в конце.[291]

        А элегический лад поет про Амуровы стрелы,

380 Чтобы подруга забав молвила «да» или «нет».

        Мерой стихов Каллимаха нельзя славословить Ахилла,

        Но и Кидиппу нельзя слогом Гомеровых уст.

        Как нестерпима Таида,[292] ведущая роль Андромахи,

        Так Андромаха дурна, взявши Таидину роль.

385 Я о Таиде пишу, и к лицу мне вольная резвость:

        Нет здесь чинных матрон, я о Таиде пишу.

        Если шутливая Муза под стать такому предмету,

        То и победа за мной: суд оправдает меня.

        Зависть грызущая, прочь! Стяжал я великую славу,

390 Будет и больше она, если продолжу мой путь.

        Ты чересчур поспешила; дай срок, тебе хуже придется:

        Много прекрасных стихов зреет в уме у меня.

        Слава тешит меня и ведет и венчает почетом —

        Твой же выдохся конь в самом низу крутизны.

395 Столько заслуг признала за мной элегия наша,

        Сколько в высоком стихе знал их Вергилий Марон.

        Вот мой ответ на хулу! А теперь натяни свои вожжи

        И колесницу, поэт, правь по своей колее.

        Если обещана ночь, и близится час для объятий,

400 И молодая спешит к милому сила труду, —

        То, чтобы всей полнотой не принять от подруги отраду,

        Ты в ожиданье того с первой попавшейся ляг.

        С первой попавшейся ляг, угаси ею первую похоть:

        После закуски такой трапеза будет не в сласть.

405 Лишь долгожданная радость мила: питье после жажды,

        Свежесть после жары, солнце за холодом вслед.

        Стыдно сказать, но скажу: выбирай такие объятья,

        Чтобы сильнее всего женский коверкали вид.

        Это нетрудная вещь — редко женщины истину видят,

410 А в самомненье своем думают: все им к лицу.

        Далее, ставни раскрой навстречу свободному свету,