Элегии и малые поэмы

595 Мчится быстрее скакун, едва отворится решетка,

        Видя, скольких других нужно, догнав, обогнать.

        Даже угасшая страсть оживает, почуяв обиду:

        Знаю я по себе, нет без обиды любви.

        Впрочем, повод для мук не должен быть слишком заметным:

600 Меньше узнав, человек больше питает тревог.

        Можно придумать, что друг ревниво тебя опекает,

        Или что сумрачный раб строго тебя сторожит;

        Там, где опасности нет, всегда наслажденье ленивей:

        Будь ты Лаисы вольней, а притворись, что в плену.

605 Дверь запри на замок, а любовник пусть лезет в окошко;

        Встреть его, трепетный страх изобразив на лице;

        Умной служанке вели вбежать и вскричать: «Мы погибли!»,

        Чтобы любовник, дрожа, прятался где ни пришлось.

        Все же совсем его не лишай безопасной отрады,

610 Чтоб не казалось ему: слишком цена дорога.

        Как обмануть недоброго мужа и зоркого стража, —

        Надо ли мне отвечать вам и на этот вопрос?

        Пусть охраны такой боятся законные жены:

        Это обычай велит, Цезарь, законы и стыд.

615 Ну, а тебя, что только на днях получила свободу,

        Кто же запрет под замок? С богом, обману учись!

        Сколько у Аргуса глаз, столько будь сторожей над тобою, —

        Всех без труда обойдешь хитростью, только решись!

        Как, например, он тебе помешает писать твои письма?

620 Ты, умываясь, одна, — в этот свой час и пиши.

        А соучастница это письмо под широкой повязкой

        Спрячет на теплой груди, и пронесет, и отдаст,

        Или подложит его под ремень, обвивающий ногу.

        Или под самой пятой в обуви скроет листок;

625 Если же враг начеку, то спина заменит бумагу,

        И пронесет она весть прямо на коже своей.

        Можно писать молоком, и листок покажется белым,

        А лишь посыпешь золой — выступят буквы на нем;

        Можно писать острием льняного сочного стебля —

630 И на табличке твоей тайный останется след.

        Как ни старался замкнуть на замок Акрисий Данаю —

        Грех совершился, и стал дедом суровый отец.

        Так неужели теперь ревнивец удержит подругу,

        Если театры кипят, если пленяют бега,

635 Если желает она послушать Исидины систры

        И, несмотря на запрет, ходит сюда и туда,

        Если от взглядов мужчин идет она к Доброй Богине,

        Чтоб от немилых уйти, а кого надо — найти,

        Если, покуда приставленный раб сторожит ее платье,

640 В дальней купальне ее тайные радости ждут,

        Если умеет она, коли надо, сказаться больною,

        Чтобы на ложе своем полной хозяйкою быть,

        Если недаром отмычка у нас называется «сводней»,

        Если, кроме дверей, есть и иные пути?

645 Бдительный Аргус легко задремлет под бременем Вакха,

        Даже если вино — из иберийской лозы;[277]

        Есть и особые средства к тому, чтобы вызвать дремоту

        И навести на глаза оцепеняющий сон;

        Да и служанка твоя отвлечет ненавистного стража,

650 Если поманит к себе, и поманежит, и даст.

        Но для чего рассуждать о таких хитроумных уловках,

        Там, где любых сторожей можно подарком купить?

        Верь: и людей и богов подкупает хороший подарок,

        Даже Юпитер — и тот не отвергает даров.

655 Будь ты мудрец или будь ты простец, а подарок приятен,

        И, получив, что дано, Аргус останется нем.

        Но постарайся о том, чтоб купить его разом надолго:

        Тот, кто раз получил, рад и другой получить.

        Помнится, я говорил, что друзьям доверяться опасно, —

660 Что ж, как друг твой друзей, ты опасайся подруг.

        Если доверишься им — они перехватят добычу,

        И не тебе, а другим выпадет радость твоя.

        Та, что тебе для любви уступает и дом свой и ложе,

        Знай, не раз и не два их разделяла со мной.

665 Да и служанка твоя не слишком должна быть красива;

        Часто рабыня со мной вместо хозяйки спала.

        Ах, куда я несусь? Зачем с открытою грудью,

        Сам обличая себя, мчусь я на копья врагов?

        Птица птичьей беде не станет учить птицелова,

670 Лань не учит гоньбе лютую стаю собак.

        Пользе своей вопреки, продолжу я то, что я начал,

        Женам лемносским точа меч на себя самого.

        Сделайте так, чтобы вашей любви поверил влюбленный!

        Это нетрудно ничуть: рады мы верить мечте.

675 Нежно взглянуть да протяжно вздохнуть, увидевши друга,

        «Милый, — сказать, — почему ты все не шел и не шел?»

        Брызнуть горячей слезой, притворною ревностью вспыхнуть.

        Ногтем изранить лицо, — много ли надо еще?

        Вот он и верит тебе, вот и сам тебя первый жалеет,

680 Вот он и думает: «Ах, как она рвется ко мне!»

        Если притом он одет хорошо и следит за собою, —

        Как не поверить, что он влюбит в себя и богинь!

        Ты же, наоборот, не терзайся напрасной обидой,

        Не выходи из себя, слыша: «Соперница есть».

685 Верить не торопись: как пагубна быстрая вера,

        Этому горький пример — милой Прокриды судьба.

        Есть невдали от Гиметтских холмов, цветущих багрянцем,

        Ключ, посвященный богам; мягкая зелень вокруг.

        Роща сплела невысокий навес, блестит земляничник,

690 Дышат лавр, розмарин и темнолиственный мирт;

        Хрупкий растет тамариск и букс под густою листвою,

        Скромный ракитник растет или лесная сосна;

        Нежно веет Зефир дуновеньем целительно свежим,

        И пробегает волной трепет в листве и в траве.

695 Здесь — Кефала приют. Один, без собак и без ловчих,

        Часто усталый сидит здесь на зеленой земле.

        Часто, взывая, поет: «Приди к томимому жаром.

        Ах, прилети и на грудь, легкая, ляг мне, струя!»

        Кто-то подслушал такие слова, не к добру их запомнил

700 И поспешил передать робкому слуху жены.