Мне не хотелось признаваться, что я не отвечал на звонки Лэндона по личной причине, но это было так. После аварии Лэндон каждый день узнавал, как у меня дела, а я с тем же упорством игнорировал его. Мне просто надоело постоянно врать ему, что я в порядке. Мне осточертело слышать беспокойство в его голосе. Я устал от его повышенного внимания.
Я погрузился в работу и допоздна засиживался в офисе.
Когда я вернулся домой, приходящая няня спала на диване. Это была семнадцатилетняя девушка, которую Клэр приглашала в те дни, когда мы оставались без няни. Я подошел к ней и разбудил.
Я чувствовал себя ужасно неловко из-за того, что вернулся домой так поздно, а ей надо было рано вставать в школу.
– Эй, проснись, – произнес я, потрепав ее по плечу. Я не помнил ее имени, потому что обладал отвратительной привычкой забывать имена людей, неважно, сколько раз мы встречались прежде. Она выпрямилась и зевнула.
– О, здравствуйте, мистер Ист.
– Привет. Ты можешь идти домой, – сказал я ей.
Она снова зевнула.
– Угу. Девочки хорошо вели себя сегодня вечером. Лорелай, правда, не сняла крылья бабочки и так и уснула в них. А Карла… ну, вы меня понимаете. – Печально, но я отлично понимал, о чем она.
Я достал бумажник и вытащил деньги. Она покачала головой.
– О, не надо. Клэр уже заплатила.
– Это за переработку.
У нее округлились глаза.
– Но здесь сто долларов.
– Да, я знаю. Спасибо, что помогла, гм…
– Мэдисон. – Она улыбнулась, подсказав мне свое имя, как и всегда. – Как столица Висконсина.
– Точно. Мэдисон. Спокойной ночи.
Она ушла, и я, наконец, мог спокойно вздохнуть. Мне всегда становилось легче, когда все оставляли меня в покое.
Налив себе виски со льдом, я отправился в свой обход. Первой остановкой была комната Лорелай.
Ее спальня была увешана рисунками. Несомненно, она унаследовала талант художника от матери. Свернувшись в клубочек, она крепко спала, тихо посапывая. Я подошел к ней, как делал каждую ночь, и снял с нее крылья бабочки. Она заворчала, заворочавшись, а затем снова уснула.
Лорелай была настоящей непоседой. Она болтала без умолку, и ее энергия била через край. Ночью же она была воплощением безмятежности. Ее дыхание всегда было тихим и ровным.
Я присел рядом с ее кроватью и откинул с лица ее волосы. Поцеловав ее в лоб, я отправился в комнату Карлы.
Она тоже спала, но рядом с ней лежал ее iPhone, а в ушах были наушники. Каждый раз, подходя к Карле, я проверял ее пульс. Ее дыхание было более прерывистым, чем у младшей сестры, и иногда мне казалось, что паузы между вдохами были слишком длинными.
Или же я просто слишком сильно за нее волновался.
Карла Линн Ист родилась на три недели раньше срока. Пять недель она находилась в реанимации новорожденных из-за проблем с дыханием. В какой-то момент мы даже думали, что она не выкарабкается, но с самого своего рождения моя дочь была настоящим бойцом. Когда мы с Николь забрали Карлу домой, я неделями просиживал у ее колыбели, считая ее вдохи. Каждый вдох и каждый выдох отпечатывался у меня в голове. Каждый день я спал в ее комнате, чтобы убедиться, что ее легкие работают нормально.
Во время аварии, случившейся десять месяцев назад, у нее было повреждено легкое, и после этого ее время от времени беспокоили приступы удушья. И хотя легкое в конце концов зажило, я все равно никак не мог избавиться от страха. И поэтому каждую ночь проверял, как она дышит. И каждый раз казнил себя, если она вдруг не делала ингаляции. Если бы не моя оплошность, она бы так не страдала. Если бы я смотрел только на дорогу…
Мысли сами собой возвращались к самому страшному дню в моей жизни. И я ничего не мог с этим поделать.
Я снял с Карлы наушники, а затем сел в ногах ее кровати и надел наушники на себя. Каждую ночь она слушала одно и то же, и я тоже слушал это вместе с ней.
Я закрыл глаза, когда началась запись.
– Я люблю тебя, моя прекрасная Карла, – бесконечно повторял голос Николь.
Голос жены сворачивался, словно самая чудесная на свете петля. Теребя пальцы, я наклонил голову, слушая ее слова.
А когда больше не смог терпеть, снова нацепил наушники на голову Карлы, поцеловал ее в лоб и отправился в свою спальню.
Я сидел в темной комнате, и единственным звуком, нарушавшим тишину, было тиканье часов на стене. Время шло, а мои мысли ополчились против меня.
Слова Николь по-прежнему звучали у меня в голове, и я закрыл глаза и лег, пытаясь уснуть. Хотя сон всегда давался с трудом.
Я терпеть не мог закрывать глаза, потому что каждый раз видел лицо жены.
И все же ночные кошмары не были так ужасны, как реальность. Днем приходилось нелегко, воспоминания были невыносимы.
–