После знакомства с Робертом Векслером навалилась обыденность, набившая оскомину обыденность. Работа в «Азии-Мобайл» давалась Косте легко, он ощущал себя восьмиклассником, которого по ошибке запихнули в старшую группу детского сада. После руководящей должности в отделе стратегического менеджмента, которая была сопряжена не только с убийственным количеством отчетов (Костя ненавидел всей душой дурацкие «экселевские» таблицы, но зато ориентировался в них, как никто другой), но и с гигантской ответственностью, в том числе и финансовой, работа в сфере обслуживания казалась ему чем-то пустяковым, он быстро выучил все модели телефонов и их технические характеристики и с какого-то момента начал в них разбираться намного лучше, чем его начальник Марк, который из-за болезненного пристрастия к алкогольным напиткам был рассеян, как тот мутный тип с улицы Бассейной.
— На следующей неделе из отпуска вернется Варенька, — пообещал Марк, счастливый обладатель звучной и редкой фамилии Рубинштейн.
Костя все время шутил, что Марку с такой фамилией прямая дорога в депутаты, на что Марк вечно отшучивался, пытаясь скрыть смущение. Что ж, Варенька так Варенька. Какая-то Варенька, очевидно сотрудница, вернется из какого-то отпуска — ну бывает, ах, очень интересно, ждем с нетерпением, ну конечно же нет, потому что мне плевать на эту Вареньку, думал Костя.
С какого-то момента Костя и Марк словно бы поменялись ролями, и Костя стал начальником Марка, а не наоборот: это Костя занимался всей документацией, это Костя вел кассовую книгу, пухлую тетрадь, куда прикреплялись все отчеты по продажам за каждый день, это Костя общался по телефону с бестелесной Ритой из Томска, это Костя открывал и закрывал магазин. Головной офис «Азии-Мобайл» находился почему-то в Томске, и каждый вечер приходилось отзваниваться о закрытии магазина, и Костя даже привык к этим обязательным мини-разговорам. А на том конце провода находилась некая Рита, и голос у нее был хриплый и чуть надтреснутый, и поначалу она казалась очень сердитой, но потом Костя нашел к ней подход, сказав однажды, что она прекрасно звучит, и Рита оттаяла. Неожиданным образом повысились продажи, и уже звонили из Томска, и выражали благодарность коллективу торговой точки.
Костя, спрятавшись за всей этой суетой, пытался забыть о тех необычных событиях, что произошли до того, как он впервые переступил порог «Азии-Мобайл»: о неожиданно воскресшем, как Джон Сноу, Женьке Балакиреве, о похорошевшей мадам Балакиревой, о странной встрече с мэром города, — и порой ему это удавалось, и он даже почти убедил себя в том, что ничего этого не было, что все это он выдумал, но потом, как только он оставался наедине с самим собой, ползучие мысли сами собой собирались в клубок, и ничего поделать с этим было нельзя.
Он даже простил Женьке свое увольнение и почти забыл о том, что именно из-за Женьки работал теперь продавцом в «Азии-Мобайл». Почти простил.
«Я не буду с ними общаться!» — внезапно подумал Костя, застыв перед ярко освещенной витриной с айфонами. Каждый вечер, за десять минут до закрытия, сотрудники «Азии-Мобайл» собирали айфоны в большую коробку и утаскивали в подсобку. Это делалось по соображениям безопасности. «Вот не буду, и все тут! Ни с Женькой, черт бы его побрал, ни с Векслером, пусть он хоть трижды мэр или там глава администрации. А то я чокнусь с ними со всеми, честное слово! И черт с ней, с работой. В «Азии-Мобайл» неплохо платят. А там, глядишь, и в Томск переведут. И все наладится. Или нет?»
Эти змеистые мысли тянули за собой, как на буксире, необъяснимую, но очень сильную тревогу. Держись от них подальше, Костя. Держись от них от всех подальше, Костя Григорьев из 11-го «Б». Они тебя до добра не доведут. Они же все шизики, бог мой, определенно шизики. Особенно эта фарфоровая куколка, Ясмина Керн. Она такая вся правильная — ну разве может нормальный человек быть настолько правильным?
Было ощущение того, что жизнь меняется, что Роберт Векслер не просто так им заинтересовался, что Женька и в самом деле продал душу дьяволу, что бы это ни значило, потому что такими сильными заявлениями не бросаются, и что вскоре должно произойти что-то значительное и, скорее всего, плохое, но Костя не имел ни малейшего понятия о том, что бы это могло быть. И тем не менее он томился неясными предчувствиями.
Даже Диана начала замечать, что с Костей что-то не то, а ведь в прежнее время ее нельзя было уличить ни в чрезмерной внимательности, ни тем более в склонности к эмпатии. Она не задавала вопросов, вот спасибо, не нарушала Костиных личных границ, не проявляла любопытства, вот умница, но иногда она смотрела, смотрела своим фирменным взглядом, состоявшим то ли из презрения, то ли из недоумения. Смотрела, как Белогорская.
Как-то вечером Костя столкнулся в супермаркете с госпожой Балакиревой.