Экватор

Луиш-Бернарду стоял, склонившись над балюстрадой веранды, погруженный в свои мысли, в то время, как собравшиеся на площади уже успели ее покинуть, оставив это место практически пустым. Над домами в рабочем поселке начали подниматься первые столбики дыма, и казалось, что теперь-то оба мира, белый и черный, окончательно разделились, и над плантациями установились спокойствие и естественный порядок вещей. Но это было лишь короткой иллюзией мира: тишина, пришедшая из чрева земли, поднялась над лесом и подчинила его себе; все шумы тут же стихли, будто получили какой-то тайный приказ. Издалека, из установившейся тишины остался слышным лишь голос кукушки «оссобо», который и стал сигналом для охраны: в тот же миг колокол начал звонить так отчаянно, что на улицу из поселка тут же прибежала толпа женщин, чтобы быстро собрать все разложенные на площади подносы с какао. Сильный порыв ветра с моря мгновенно добрался до леса, и вся его листва, даже на верхушках самых высоких, сорокаметровых деревьев задрожала, словно предвещая трагедию. И через три минуты на землю обрушился сильнейший ливень с каплями размером с камень, небо тут же взорвалось раскатистыми ударами грома. Стрелы молнии освещали лес так, что казалось, будто снова наступил день, а с горных вершин на красную землю надвигался настоящий водопад. Старые деревья начали трещать и ломаться с апокалиптическим скрежетом, падая одно за другим на землю, задевая те, что оставались стоять, как бы прощаясь с ними. Небо, лес и вся земля объединились в едином стоне и крике под ударами ветра и разгулявшейся бури. Из лесной чащи слышалось громкое журчание только что образовавшихся полноводных рек, текших бурными новыми потоками, и старых речных русел, спавших еще только мгновение назад и насильно разбуженных. Луиш-Бернарду окаменел от увиденной им красоты и ужаса, которые внушал весь этот спектакль: если бы ему сейчас сказали, что это конец света, он бы, не сомневаясь, поверил.

Эта ужасающая битва в небесах между водой и огнем длилась чуть более получаса. Потом, понемногу, божественный гнев начал утихать, дождь становился все более редким, молнии, сверкавшие над головой, теперь были видны в отдалении, а гром теперь гремел уже где-то в стороне, над морем. В одно мгновение все закончилось: окружающий мир сначала на несколько секунд затих, а потом раскинувшийся по обе стороны лес начал потихоньку оживать резкими вскриками ночных птиц, шебуршанием прячущейся в траве живности и тихим журчанием стекающих с гор ручьев. Над трубами хижин в поселке снова стал виться дым, голоса мужчин, женщин и крики детей начинали нарастать, и уже совсем скоро один из домов, а за ним и другие огласились распевным заразительным речитативом. Внезапно охваченный разрушающей грустью, Луиш-Бернарду повернулся к площади спиной и направился к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину.

На следующий день, рано утром с якорной стоянки Порту Алегре он отправился на другие вырубки. Предстоящие недели все его дни будут подчиняться расписанию, по которому звонят колокола, он будет сидеть за столом с неизвестными ему людьми, посещать мастерские, больницы и отдельные посадки, слушать берущие за душу песнопения негров, вырванных из их родной Анголы, призванных обеспечить процветание этих островов и богатство, которым вдали отсюда будут пользоваться их владельцы. Прощаясь с ним на причале, сеньор Фелисиану Алвеш, управляющий плантаций, спросил его:

— Ну и как, сеньор губернатор, что вы думаете? — Луиш-Бернарду вздохнул и ответил, улыбаясь уголком рта:

— Я думаю, все это впечатляет, сеньор Фелисиану.

— Точно? Ну а они? Вы так же, как там, в Лиссабоне, считаете, что с ними здесь плохо обращаются?

— Не так однозначно. Для вас и, возможно, для меня с ними обращаются неплохо. В Африке бывает и хуже, вне сомнения. Но, если спросить это у них самих, то ответ может быть и другим.

— И какой же это будет ответ, сеньор губернатор?

— Не знаю, сеньор Фелисиану. Вы когда-нибудь представляли себя на их месте?

— На их месте?..

— Да, представляли, что вы работаете по десять часов в день на плантациях, встаете и засыпаете, когда звонит колокол и получаете за все это два с половиной рейса в месяц?

— Что ж, сеньор губернатор, мне даже не верится, что я с вами разговариваю. У каждого свое место в жизни, не мы придумали этот мир, а Бог. И именно он, насколько мне известно, сотворил белых и черных, богатых и бедных.

— Да, сеньор Фелисиану, вы правы. Просто вера моя последнее время почему-то стала недостаточно твердой. — И Луиш-Бернарду погрузился на пароходик, оставив сеньора Фелисиану Алвеша в полном недоумении.

* * *