Эксперимент «Идеальный человек». Повести

И тут произошло чрезвычайное событие. Дверь в спальню заскрипела и медленно открылась. На пороге, чихая и кашляя, показалась маленькая фигурка в коричневых штанах, цветастой рубашке и с клеенчатым подгузником.

Это был Шурик-Смит!

- How do you do?[7] - спросил он.

Все застыли. В комнате наступила мертвая тишина. Только слышалось шипение шашки, заполнявшей квартиру ядовитым дымом.

- Goddam you![8] - прошепелявил Шурик-Смит и чихнул, разгоняя рукою дым.

Налетчики с ужасом смотрели на младенца.

Первым опомнился Геннадий Онуфриевич. С побелевшим, трясущимся лицом бросился он к сыну, растолкал налетчиков, прижал мальчика к себе.

- О господи! Наконец-то! Поистине happy end![9]

Из глаз многострадального отца текли слезы.

- Как ты себя чувствуешь, малыш? Тебя разбудили? Пойдем в кроватку, - бормотал Геннадий Онуфриевич по-русски, забыв, что сын не понимает его.

- Па-па… - вдруг раздельно сказал младенец тоже по-русски. (Вот они, результаты контропыта!)

- Что? Нет, нет, я не папа. Я father[10]. Откуда ты подцепил это слово? Говори по-английски, понял?

- Big bear[11], - сказал младенец, показывая пальчиком на стоявшего рядом бандита.

Бандит таращил на него глаза, ничего не понимая. Потом Шурик-Смит ткнул пальцем в сторону родной бабушки.

- Meat bird[12].

После этого плод эксперимента помолчал, нашел глазами бледного Федора Ивановича и указал на него.

- Blue jay[13].

Полушеф побледнел еще больше. Шашка заполняла комнату желтой дрянью все больше и больше, но никто не обращал на нее внимания. Все словно потеряли на некоторое время разум.

Вдруг Курдюков дернул плечами, хотел что-то сказать, но поперхнулся, сморщился и отвернулся.

- Пошли, ребята, - выдавил он наконец. - Нам тут больше нечего делать.

Полушеф подошел к своему сопернику, взял его вялую руку и пожал ее.

- Ты победил. Поздравляю.

- Спасибо, - пробормотал Геннадий Онуфриевич. - Well[14].

- Huskies![15], - сказал юный Красин, показывая на бандитов.

Топоча и поглядывая на младенца, налетчики потянулись в коридор. Один из них поднял шашку и аккуратно выбросил в форточку.

- Просим прощения… Наследили мы вам тут, - буркнул он смущенно.

- Деда и внучку вам сейчас доставят, - сказал Полушеф. Он снял белый халат, скатал и старался засунуть в карман брюк.

- А как же я? - спросила Варвара Игнатьевна растерянно. - Я же отравлена…

- Отравленные люди не дерутся… как жеребцы, - сказал Федор Иванович, махнув рукой. - Ерунда все… Никого мы не травили.

- Но мой живот…

- Психологическая атака, бабка, - буркнул Федор Иванович. - Самовнушение… Пройдет…

Налетчики ушли. Хлопнула дверь.

- Броня у них… - донесся до Красиных уважительный голос с лестничной клетки.

- Под напряжением. Я сразу заметил.

- Могли бы обуглиться…

- Здорово они за него…

- Ценный ребенок, еще бы. Вон как по-английски шпарил. А я своего два года мордой в учебник тычу, и хоть бы что.

- Наука…

- А как же теперь насчет магарыча?

- Пусть ставит… Нам какое дело… Договор дороже денег… Пусть ящик ставит… Слышь, Мишка, пусть твой отец ящик все равно ставит… Досталось еще похлеще, чем с пианиной на восьмой этаж бежать.

- А чего он мальца не взял?

- Английским оказался. Дипломатическая неприкосновенность.

- Ну и что? Мало ли…

- Международное отношение. Может, он от посла какого…

Голоса стихли. Наступила тишина.

- Господи! Дыму-то… дыму… - Варвара Игнатьевна бросилась открывать форточку. Потом фартуком стала разгонять желтый чад. Сделав дело, старая женщина села за стол и заплакала. Плечи ее содрогались от судорожных рыданий.

- Неужели все… господи… неужели конец?.. - бормотала она.

Постепенно старая женщина справилась с собой и пошла в спальню, чтобы спросить, не надо ли чего сыну. Геннадий Онуфриевич спал на кушетке, поджав ноги, и прижимал к себе Шурика-Смита. Лицо у ученого было старым, измученным. Мать осторожно накрыла отца с сыном одеялом, перекрестила. Геннадий Онуфриевич зашевелился, крепче прижал к себе маленькое тельце.

ЭПИЛОГ НАДЕЖДА ГЛАВА ПЕРВАЯ, в которой вновь встречаются наши старые знакомые, и разговор, естественно, идет о воспитании детей

Пять лет спустя после описываемых событий старики Красины отмечали свое стопятидесятилетие (семьдесят семь Онуфрию Степановичу плюс семьдесят три Варваре Игнатьевне). К тому времени они снова перебрались в деревню, в свой родовой дом. Проводить юбиляров во второе стопятидесятилетие собралось много родственников и знакомых.

Встретились и участники вышеописанных событий. С далекого Кавказа на своих «Жигулях» по пути в Карелию заехали Нуклиевы: Олег Борисович, Ирочка и живущая с ними по взаимной договоренности «баламутка Катька», теперь уже длинная конопатая девица в мятых джинсах с широким ковбойским поясом.

Из Сибири прилетели Расторгуевы: Вера, Сенечка и их пятилетняя дочь Лора. Расторгуевы были давно прощены и поддерживали с семьей Красиных хорошие отношения. Жили они в новом городе, которого нет на карте и название которого никто никак не мог запомнить.