Мать закрыла глаза. Сын нерешительно положил ей руку на лоб. У него была сильная горячая рука… Как он давно до нее не дотрагивался… Целую вечность… да… да… Она вспомнила… Он не дотрагивался до нее с детства… С семи лет… В семь лет он перестал ее обнимать и целовать на ночь. Еще когда пришел из армии, неловко прижал к себе и прислонился губами к щеке. Но то было прикосновение не родное, прикосновение чужого человека… И вот теперь на ее лбу его ласковая, заботливая рука…
- Подержи так…
Ей было хорошо. Мысль о том, что должно была сейчас произойти, казалась ей совсем не страшной, естественным продолжением приятного ощущения от прикосновения руки сына на лбу.
- У тебя все хорошо, сынок?
- Я пока не знаю, мама… Меня в последнее время гложет неуверенность. Он до сих пор не сказал ни одного слова. Представляешь, ни одного слова. Только мычит. А ведь давно пора.
- Так бывает иногда, сынок… Молчит, молчит, а потом враз и заговорит. Может, он стесняется…
- Стесняется? - удивился Геннадий Онуфриевич. - Чего?
- Ну… русский он… а заговорит не по-нашему.
- Да откуда он знает, что русский? Скажешь же, мать! Словесный же вакуум. Да и не под силу ему это сообразить.
- А кровь, сынок? Кровь-то, она без слов говорит.
- Ну это уже антинаучно, мать, - сын снял руку со лба матери.
- Да ты не переживай, - заволновалась мать. - Ты у меня в два годика лишь заговорил. Из хитрости. Давно все понимал, а молчал. Так ведь выгоднее. Меньше нервов тратишь. Я по глазенкам вижу, что понимаешь. Ну молчи, думаю. Молчи. А потом однажды, уж очень тебе погремушку захотелось, ты не выдержал да и заговорил…
- Ненаучно, мать, - вздохнул ученый.
- Так ведь в старину не было никаких наук, сынок, а люди все равно рождались и говорить умели. Я помню, мой дедушка…
Варвара Игнатьевна не успела закончить фразу. Резкий длинный звонок в прихожей заставил обоих вздрогнуть. Варвара Игнатьевна сделала попытку вскочить, но ей удалось лишь немного приподнять голову.
- Сынок, не открывай, - прошептала она. - Это они…
- Кто они?
- Бандиты…
- Какие еще бандиты?
- Шурика хотят… Они и деда… Я тебе не говорила…
- Деда… А что с дедом?
- Потом…
Второй звонок прозвучал еще длиннее и резче первого.
- Успокойся, мать. Я спрошу кто…
- Рубильник… За вешалкой рубильник выключи… Дверь под током…
Геннадий Онуфриевич вышел в прихожую, зажег свет и с изумлением уставился на дверь. Несколько дней он не выходил из квартиры и теперь не узнавал своей двери. На ней было три замка, задвижка, две цепи, и, кроме того, дверь была бронирована - обшита толстой листовой сталью. По стали пробегали искры. Иногда где-нибудь в одном месте искры скапливались, и там сияло чистое голубое пламя. Слышалось ровное сильное гудение.
- Это фирма «Заря»… сделала… Рубильник, - донесся из комнаты тихий голос матери. - Триста шестьдесят вольт…
С испугом, косясь на дверь, Геннадий Онуфриевич полез за вешалку, зацепился за нее плечом, сверху скатилась его соломенная шляпа, ударилась о дверь и ярко вспыхнула. Ученый кинулся ее затаптывать.
Опять зазвонили. Геннадию Онуфриевичу наконец удалось справиться со шляпой. Он отключил рубильник. Гудение прекратилось. Дверь стала медленно остывать, потрескивая.
- Кто там? - спросил Геннадий Онуфриевич.
- «Скорая помощь»! - послышалось из-за двери.
Ученый с удивлением оглянулся в сторону комнаты, где лежала мать.
- Мама, ты успела вызвать «Скорую помощь»?
- Это не… Это не… - Варвара Игнатьевна вскинулась, хотела закричать, но голос совсем отказал ей, и бедная женщина лишь хрипела.
В дверь теперь уже стучали кулаками.
- Откройте скорей! Отравление!
- Вас кто вызывал? Какое отравление?
- Варвара Игнатьевна Красина здесь живет?
- Здесь…
- У нее острое отравление! Скорее! Острое отравление… - Геннадий Онуфриевич, обжигаясь, стал торопливо крутить ручки замков, срывать цепи…
В прихожую ввалилась целая бригада людей в белых халатах. Двое из них держали носилки.
- Где больная?
- Там…
И вдруг Геннадий Онуфриевич замер. Сзади в белом халате, с саквояжем в руках стоял Полушеф. Несколько секунд ученый с ужасом смотрел на своего учителя, потом опомнился и бросился назад, к спальне.
- Мама! - закричал он со страхом, совсем как в детстве. - Мама!
«Санитары», топоча сапогами, побежали за ним.
- Заходи справа! - нервно командовал Полушеф. - Подножкой его, подножкой!
Кто-то выставил сбоку тяжелый солдатский сапог. Геннадий Онуфриевич хотел перепрыгнуть через него, но зацепился, машинально обхватил за шею бегущего рядом «санитара», и они оба повалились на пол. Путь к спальне был открыт.
- Вперед! - закричал Курдюков.
И тут случилось невероятное. Парализованная старая женщина вскочила с кровати, схватила тяжелую хрустальную вазу и метнулась к дверям в спальню, загораживая ее своим хрупким телом.
- Не подходи! - тяжело дышала она. - А ну сунься кто!
Толпа нападающих замешкалась.