- Нет, нет. Он останется с вами в настоящем. Но я буду умирать со спокойной совестью - после меня кто-то будет копать. Ведь это самое главное, Красин, - если после тебя кто-то продолжит твое дело. Для этого мы живем.
- Вот я и хочу оставить после себя идеального человека, без завихрений.
- Значит, ты считаешь, что клинопись - завихрение.
- В известной степени…
- Ну, знаешь! - Полушеф забегал по комнате еще быстрее. - Это твое последнее слово?
- Да.
- Завтра я отдаю приказ о закрытии вашей темы. Если ты не выйдешь на работу, то будешь автоматически уволен.
- Ну что ж…
- А на что жить будешь?
- Это моя забота.
Федор Иванович подошел к двери и взялся за ручку. Старики отскочили от замочной скважины.
- Ну хорошо, - сказал Полушеф с угрозой. - Я все равно своего добьюсь. Терять мне нечего - скоро на пенсию, поэтому заранее предупреждаю, Красин, что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы заполучить материал.
- Что вы имеете в виду под словом «материал»?
- Твоего сына.
- Ах, вот что… Значит, будете красть?
- Последний раз спрашиваю. Идешь на клинопись?
- Нет!
Полушеф так быстро вышел из спальни, что Варвара Игнатьевна едва успела убежать на кухню. Федор Иванович надел свое пальтишко, уронил с вешалки картуз с полуоторванным козырьком и с ненавистью подфутболил его правой ногой. Картуз полетел и сам собой наделся задом наперед на голову не успевшего скрыться Онуфрия Степановича. Онуфрий Степанович стал похож на блатного из фильмов тридцатых годов.
Федор Иванович саркастически фыркнул и исчез в дверях.
Едва захлопнулась дверь за Курдюковым, как из дверей спальни пошатывающейся походкой вышел Олег Борисович. Лицо его было осунувшимся, белым, под глазами образовались синие мешки.
- Спать, - прохрипел он. - Постелите где-нибудь. И кусок мяса. И стакан чая.
Пока Нуклиев вяло, о чем-то задумавшись, жевал мясо, пил чай, появился Геннадий Онуфриевич. Красин, наоборот, был весел и бодр.
- Ловко я отбился от этого жучка, - довольно потер он руки. - Ишь чего захотел! Клинописью младенцу мозги забивать. Пугает нас. Как бы мы его самого не испугали! Правда, Олег Борисович?
- Ага, - вяло ответил Нуклиев, жуя буженину.
- Нам бы лишь первые результаты получить. Правда, Олег Борисович?
- Ага…
- Кстати, куда ты его спрятал? - спросила сына Варвара Игнатьевна.
- Ха-ха! Никогда не догадаешься, - хохотнул Геннадий Онуфриевич. - В платяной шкаф.
Старики побледнели. В платяном шкафу с вечера сидела Ирочка.
- Не задохнулся, надеюсь? - обратился Геннадии Онуфриевич к коллеге.
- Нет, - пробормотал Олег Борисович, не отрывая глаз от тарелки.
- Только возился ты там здорово. Я боялся, как бы этот тип тебя не засек.
- Трудно было стоять… Ноги затекли…
- Сел бы.
- Садился…
- Вообще-то, конечно, трудно торчать в платяном шкафу. Как в классическом анекдоте. Ха-ха-ха! Моей жены только не хватало. Если бы он тебя увидел - вылетел бы ты с кафедры, как пробка. Но ты молодец, продержался.
- Ага…
- Кстати, где Ирочка? - Красин был очень оживлен, очевидно, доволен итогами разговора с бывшим начальством.
- В ванной. (Крестьянская смекалка. Варвара Игнатьевна пустила в ванной воду.) Ты бы покушал, сынок.
- Пожалуй, - согласился Геннадий Онуфриевич, уловив носом запах буженины. - Только не ходите в спальню. Смит только что заснул.
- Пусть себе спит, - сказала торопливо Варвара Игнатьевна.
Ученые налегли на буженину, а Варвара Игнагьевна кинулась в спальню, открыла шкаф.
- Выходи. Свободно, - шепнула она.
Ирочка вышла, пошатываясь, бледная, в мятом халате, с растрепанной прической.
- Боже мой! Какой ужас! Чтобы я еще раз согласилась…
- Он к тебе приставал? - тревожно опросила Варвара Игнатьевна.
- Ну что вы… Когда он залез в шкаф и наткнулся на меня, то потерял сознание. Я так испугалась… думала, что он умер… Привалился к стенке, хрипит, потом рухнул на дно. Хорошо, у меня валидол в кармане был…
- А потом что?
- Ничего… Я его уложила на свою постель, а сама все время простояла в углу на коленях. Щупала пульс… Он хороший человек, между прочим… Мы много разговаривали с ним…
- Как же вы могли разговаривать?
- На ухо друг другу.
- Пошли ко мне в комнату, - шепнула Варвара Игнатьевна. - Здесь опасно.
По пути Варвара Игнатьевна выключила воду в ванной.
- Я его, признаться, раньше ненавидела, - сказала Ирочка, почти упав в кресло. - Он мне казался самовлюбленным фанатиком. А на самом деле… он несчастный человек… Сам себе стирает носки… Носки ведь в стирку сдавать стыдно, вот он и стирает… Представляете - заведующий кафедрой стирает носки!
ГЛАВА ПЯТАЯ,
в которой рассказывается об опасности, таящейся в пыльце голландских тюльпанов