Эксперимент «Идеальный человек». Повести

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в которой неожиданно по эксперименту «Идеальный человек» наносится подлый, сокрушительный удар из-за угла

Постепенно жизнь в семье Красиных вошла в более или менее нормальную колею, если можно назвать нормальным, когда мать кормит своего сына в повязке-удавке, дедушка с бабушкой могут видеть внука в сутки всего несколько минут, а отец каждый вечер протаскивает новорожденного младенца стилем «брасс» по ванной.

Однако на всех такое сильное впечатление произвела затея с замуровыванием двери и нашествие шабашников, что явное сопротивление эксперименту было подавлено. Правда, тайное осталось - контропыт «Брешь» продолжался, и, как уверяла Вера, успешно - ей казалось, что в мычании Шурика русские звуки преобладают над английскими, и все надеялись, что через год, когда Шурик заговорит, ученые, обнаружив необратимые примеси, откажутся от эксперимента.

Лишь одна «баламутка Катька» ничего не замечала. Она даже и не делала попыток пообщаться с братом и только морщилась, когда слышала крик Шурика-Смита или разговоры о нем.

- Забили младенцами всю квартиру, прямо дышать нечем, - ворчала она. - Телек некогда посмотреть.

- Ты бы лучше уроки делала, - советовала ей бабушка.

- А зачем? - спрашивала «баламутка».

- Неучем вырастешь - вот зачем.

- Ну и что?

- То Кормить тебя кто будет? Или всю жизнь думаешь на родительской шее просидеть?

Катька фыркала.

- Не я твоя мать, - сердилась Варвара Игнатьевна. - Ты бы у меня попрыгала! Лентяйка! За хлебом ее не выгонишь! Полон дом молодежи, а я за хлебом хожу. Марш в магазин!

- Ух! Этот младенец! - злилась Катька. - Это из-за него все такие дерганые! Как без него хорошо было! Навязался на нашу шею! Ну и семейка подобралась!

И «баламутка», ворча и ругаясь, тащилась в магазин.

Нуклиев, Сенечка и Геннадий Онуфриевич были довольны - эксперимент шел нормально, работали все трое с энтузиазмом. Олег Борисович и младший лаборант доставали все новые и новые пластинки, диафильмы, купили в складчину японский магнитофон. Весь вечер полыхало синим пламенем окно спальни, слышалась музыка и рычание зверей. Ребенок теперь не боялся ванной. Если Шурик-Смит не полный идиот, то через несколько месяцев он должен уже начать проявлять первые признаки идеального человека.

Но тут случилось непредвиденное. Однажды около полудня в квартиру ворвался Нуклиев. Он был бледен.

Постучав в дверь спальни условным стуком (сколько ни пытались подслушать Красины этот стук - бесполезно. Он был слишком тихим и сложным), Олег Борисович скрылся в комнате будущего идеального человека. О чем говорили там ученые - неизвестно, но вышли обедать оба мрачные и не обмолвились ни единым словом.

Потом прибежал Сенечка с портфелем пива. Вся троица закрылась в спальне и долго возбужденно о чем-то говорила по-английски. Чаще всего слышалось слово «No!»[6]. Особенно громко выкрикивал «No!» Олег Борисович.

В это время зазвонил телефон. Ирочка взяла трубку.

- Пригласите, пожалуйста, Геннадия Онуфриевича, - сказал властный голос.

- А кто его спрашивает?

- Из института.

Красин взял трубку и долго слушал молча. Потом сказал:

- Это исключено. Нет… На это я никогда не пойду. Делайте что хотите… Это ваше право. Нет… нам не о чем говорить… Да, я не могу отлучиться ни на минуту… Нет… Ничего у вас не выйдет… Только попробуйте… Не ваша забота - проживу как-нибудь… До свидания…

Геннадий Онуфриевич положил трубку и обвел всех - к тому времени семья и соратники Красина столпились у телефона - невидящим взглядом.

- Он? - спросил Нуклиев.

- Он…

- Ну и что?

- Все то же…

- Какой негодяй, а?

Красин промолчал. Только его скулы порозовели.

- Ну и что ты решил?

- Ни за что!

- Молодец. Если трудно будет с деньгами - поможем. Он нас не сломит.

- Я могу ползарплаты отдавать, - сказал Сенечка. - У меня запросы минимальные. Тряпье сейчас в моде - дешевка, чем хуже, тем лучше; девицы предпочитают портвейн коньяку…

- Мы будем приходить каждый день после работы, - сказал Нуклиев. - В крайнем случае я продам машину.

Красин пожал соратникам руки.

- Спасибо, друзья… Мне ничего не надо.

- Нет, нет! Идея общая - общие и трудности, - сказал Нуклиев. - Что мы за друзья, если бросим тебя в беде?

- Но пасаран! - крикнул Сенечка и выбросил вверх сжатый кулак.

У Геннадия Онуфриевича показались на глазах слезы.

- Я никогда не забуду… Конечно, опыт остается по-прежнему коллективным…

- Тебе решать, - скромно потупился Нуклиев. - Мы теперь сбоку припека…

- Общий. Осталось не так уж много. Шесть лет и девять месяцев…

- Ерунда, - сказал Нуклиев.

- Я могу всю зарплату отдавать, - заявил Сенечка. - Я очень нетребовательный. Могу на пиве и тараньке хоть сколько существовать. А девицы… Они сейчас сами хорошо зарабатывают.

- Друзья! - воскликнул Геннадий Онуфриевич. - Я этого никогда не забуду! Я готов отдать пальму первенства… Я могу стать даже где-нибудь в сторонке…

- Ты что имеешь в виду? - спросил Нуклиев.

- Памятник.